В Америке после выступления ему подарили двое часов — видимо, для его сыновей. Он их привез Тольке и мне. А еще я получил костюм под названием «хороший американский мальчик»: пиджачок, короткие штаны с помочами и кепочка из того же материала. И когда я в этом костюмчике вышел из дома, меня немедленно отлупили за нарушение «дворового дресс-кода». Костюмчик я снял и запрятал подальше, но меня все равно отлупили еще раз — видимо по инерции.
И вдруг приезжает шофер Симонова и говорит, что папаша хочет видеть сына. Еврейская моя бабка, исполненная почтения к отцу, обряжает внука в этот костюмчик, я сопротивляюсь как могу, но меня в нем везут в «Гранд-отель», где отец в большом кабинете сидит с какими-то генералами. Я доложил, что у меня одни пятерки. Папа похвалил и спросил: «А как тебе новый костюмчик?» Я уже тогда был сильно неискренним человеком и не моргнув глазом ответил, что костюм мне очень нравится. До сих пор не могу забыть омлет «Сюрприз», который мне заказал отец: мороженое со взбитыми белками — все это запекалось, потом заливалось спиртом и поджигалось. Я сожрал этот омлет и поехал на отцовской машине домой, думая лишь об одном: как бы меня никто во дворе не увидел в этом костюмчике. Больше я его не надевал...
Собственно, это и все, что я помню. Мое ощущение гостя в жизни отца осталось надолго. У него существовала теория, что родство по крови не имеет серьезного значения. Поэтому до пятнадцати лет, пока я не стал интересен отцу, его отношение ко мне носило формальный характер. Меня изредка возили к нему на свидания. Редкий случай, когда я, оказавшись под боком, мог составить ему компанию: отцу вдруг хотелось нырнуть в бассейн или сделать зарядку, а рядом пацан, с которым весело заниматься. Такие моменты были счастьем для меня и, в общем, удовольствием для него.
