Но в театре собрали труппу, чтобы осудить его поведение. Особенно сильно негодовал старейший актер Дмитрий Лазаревич Кара-Дмитриев: «Что позволяет себе Папанов? Как смеет позорить высокое звание артиста? Выгнать немедленно!» Оно и понятно: прекрасно играя стариков, Толя отбирал у него роли. Коллеги это предложение дружно не поддержали, ограничились тем, что поставили на вид.
На сцене Толя в нетрезвом виде не появился ни разу. Не было такого, чтобы из-за него что-то отменили. А в жизни надраться мог. Дома я бутылку отнимала, позволяла выпить только по случаю праздников, дней рождения. Но проконтролировать мужа во время встреч с приятелями не могла. Бывало, после таких посиделок подвыпившего Толю грабили: и часы снимали, и портмоне вытаскивали... Ругала его, конечно, но отучить от дурной привычки не получалось.
Однажды они загуляли с Женей Весником. Отыграли спектакль, сели в «Красную стрелу» и всю ночь ехали до Ленинграда в вагоне-ресторане. В культурной столице еще добавили и возвратились в Москву на той же «Красной стреле». Поскольку мобильных не существовало, я сутки сходила с ума от неизвестности. Когда Толя появился на пороге, даже пилить не стала: слава богу, жив!
Через какое-то время Гончаров принял пост главного режиссера Театра имени Маяковского, звал и нас с собой, но муж отказался: «Театр, как и жена, должен быть один». Пришедший в «Сатиру» Плучек тоже ценил Папанова и занимал во всех спектаклях. Характер у Валентина Николаевича был непростой, бесхарактерных режиссеров не существует в природе. Но Толю он любил.
Однажды Плучек ездил в Англию посмотреть спектакли своего двоюродного брата — знаменитого режиссера Питера Брука. Вернулся к началу сезона, собрал труппу.
— Какие же у Брука артисты, все могут сделать. А я должен тут с вами маяться!
— Ой, мы бы с Питером Бруком тоже с удовольствием поработали, — не сдержался Толя, — а нам только с вами приходится!
