В какой-то степени я тоже испытал сильное разочарование в коллегах. Случилось это, когда порвал ахиллово сухожилие. Тяжелейшая травма, после которой на сцену с прежним репертуаром еще никто не возвращался. Вот и меня быстренько «списали». После операции был жуткий стресс, истерики случались — и все от страха потерять любимую профессию. Но взял себя в руки, вскоре с загипсованной ногой начал заниматься с эспандерами. После подобной операции самое страшное — атрофия мышц. Когда во время упражнений лопались спайки, мне становилось жутко.
Обычно после таких операций люди заново учились ходить, в балет возвращались не раньше чем через год. Я же через месяц пришел в класс и занимался в «сапожке» — укороченном гипсе по колено. Через полгода станцевал «Мелодию» Дворжака. А следом на гастролях в Индии вместе с Надеждой Павловой исполнил второй акт балета «Жизель» и па-де-де из «Дон Кихота».
Как только появился в Большом, ко мне подошел Володя Васильев:
— Слава, у нас с Катей запись на телевидении, а я не могу. Станцуй с ней «Жизель» вместо меня.
— Но я еще не готов.
— Соглашайся, дам тебе свой костюм.
Несколько дней мы репетировали с Максимовой, в итоге снялись в телефильме и подружились. У Кати тогда был тяжелый период: из-за травмы мучила жуткая боль в спине. Ей даже пришлось пропустить пару лет работы, она серьезно лечилась. Порой лекарства не помогали. Помню, Васильев с Максимовой и я с Надеждой Павловой гастролировали по Европе с концертами. И Катю скрутило прямо на сцене. А выступления отменять нельзя. После каждого она, почти теряя сознание от боли, лежала в номере. Уколы давали облегчение лишь на короткое время. Когда выступили в Венеции, на гостинице принимающая сторона сэкономила и нас после концерта сразу повезли к самолету. Катя два часа тряслась в машине и в аэропорту не смогла разогнуться. Стояла на четвереньках до самого вылета.
По-моему, болезнь сделала Максимову депрессивным человеком. У Васильева не всегда хватало терпения. Как большинство пар, их не миновали семейные кризисы, но мудрый педагог Галина Уланова удержала их от опрометчивого шага: «Пока я жива, вы не разойдетесь. Помните, что вы дуэт и должны оставаться вместе. Расстанетесь — и сразу же начнете походить на птицу с одним крылом».
Майя Михайловна Плисецкая обратила на меня внимание в спектакле «Пламя Парижа» — я заменял заболевшего Юрия Владимирова. Молодых, талантливых она собирала вокруг себя. Когда Надя Павлова пришла в Большой, Плисецкая посадила ее в свою гримерную. А для меня добилась поездки в Австралию. Я знаю, что по этому поводу ей даже звонила мама моего приятеля Миши Мессерера, племянника Майи: «Ну кто тебе Гордеев? Родственника не взяла, а непонятно кого везешь!»
Плисецкая была ко мне очень расположена. На Международном конкурсе артистов балета разругалась с Григоровичем — по баллам Гран-при должен был получить я, но Юрий Николаевич убедил жюри, что его надо отдать Надежде Павловой: «Если среди мужчин Гордеев с Годуновым спорят друг с другом, то равных Павловой среди женщин нет».
