Только прилетели на остров, как Марис Лиепа говорит: «Танцевать не могу, в спине боль адская». Поскольку лишь я знал его партии, пришлось выручать, становиться в пару с Ниной Тимофеевой.
Принимающая сторона заказала для нас девятиместный «мерседес», возила по острову с концерта на концерт. Я танцевал три своих номера, три — за Мариса, еле успевал переодеваться. Однажды выскочил за кулисы, стал натягивать трико, а руки не слушаются. Коллега Анатолий Симачев подбежал, помог переодеться. Последний концерт давали в советском посольстве, в тот день здоровье к Марису вернулось.
С Лиепой мы познакомились намного раньше, когда он преподавал нашему курсу дуэтный танец. Иногда Марис Эдуардович являлся к нам после репетиции весь зеленый, прямо в классе садился, пил молоко, ел творог, что учеников раздражало. Еще было неприятно, что педагог не утруждал себя запоминанием наших имен.
— Петя, иди встань туда, — обращался он ко мне.
— Я не Петя!
— Ну Вася!
— И не Вася. Я Слава. Запомнить трудно?
Но он упорно продолжал называть всех Петями и Васями. В юности я был максималистом, приходя на спектакли, в которых танцевал Марис, придирчиво всматривался во все, что он делает на сцене. Возмущался: ну почему Лиепа исполняет всегда только три пируэта, ведь можно, как делает Геннадий Ледях, десять? Выходя в роли Красса в «Спартаке», он не показывает ни особого прыжка, ни вращения, а публика в зале сходит с ума! Почему?! Много позже понял: Марис мог себе позволить не демонстрировать выдающуюся технику, все искупали его харизма и актерское мастерство.
Лиепу любили женщины. Он всегда выглядел по-западному: носил смокинг, манжеты белоснежной рубашки выступали из-под пиджака на два с половиной сантиметра, их украшали роскошные золотые запонки. Марис сам себе многое подпортил: жил без оглядки, чужое мнение его не интересовало. Думаю, Лиепа по большому счету никого не уважал. Мог совершенно спокойно во весь голос в разговоре с импресарио последними словами крыть дирекцию, руководителя, сидящего за соседним столом. Ни в чем себе не отказывал. Но в той поездке на Кипр мы подружились, много гуляли по берегу, Марис давал бесценные советы, как себя поставить в театре. Однажды признался:
— Представляешь, вроде бы набираю форму, чувствую, все получается, а потом раз — и ломаюсь!
— Ничего, — успокаивал я, — отдохнете, придете в себя.
— Нет, это возраст...
И такая печаль звучала в его голосе... То, что произошло с Лиепой в конце жизни, в общем-то естественно. Мариса терпели, пока он оставался при власти, стоило ему сойти с пьедестала, как началось стремительное падение в пропасть. Те, кто вчера улыбался, сегодня отворачивались при встрече, проходили мимо, отключали телефоны. А я к нему отношения не изменил. Мы с ним во многом совпадали, даже по гороскопу: и он, и я — Крыса и Лев. Балетмейстер Борис Барановский говорил: «Иногда разговариваю с тобой и вдруг ловлю себя на мысли, что обращаюсь к Марису, настолько вы похожи».
