Иногда я приезжал туда со своими мальчишками, Святославу и Ярославу исполнилось по четыре года. Быков любил играть с ними в прятки, бегал наперегонки, дурачился.
Я снимался в трех картинах, когда Быков предложил почитать новый сценарий «Аты-баты, шли солдаты...», сказал: «Любая роль твоя». Читали мы обычно вместе с Аллочкой. Никогда не забуду, как в час ночи перевернули последнюю страницу. Оба были в восторге, меня так распирало, что бросился звонить Быкову. Телефона в нашей квартире не было, но соседка-старушка, обожавшая моего Корчагина, предложила: «Приходите звонить в любое время, я ложусь поздно».
И вот поднял я Быкова с постели среди ночи:
— Леонид Федорович, Игорь Суслин — моя роль! Я сыграю парнишку, вчерашнего десятиклассника, и этим скажу спасибо своему отцу-фронтовику.
— Раз понравилось, жду завтра в одиннадцать на студии.
Пробы были формальными, меня утвердили сразу. А вот Святкина Быков обыскался. Через несколько дней нам выезжать на натуру, а исполнителя еще нет.
— Леонид Федорович, зачем вы мучаетесь? Святкина должны сыграть вы. Это всем очевидно.
— Да староват я как-то для него, — сомневается Быков, а самому роль явно нравится.
В итоге общими усилиями мы его уговорили.
Правда, писатель Борис Васильев был этим поворотом возмущен: в его сценарии Суслин и Святкин ровесники. Хотел снять свою фамилию с титров, еле упросили этого не делать.
Съемки начались с финального эпизода танковой атаки. Сегодня такие сцены можно роскошно сделать с помощью компьютерной графики, а тогда все происходило по-настоящему. Мало того, я работал без дублера. Фашистский танк давит моего героя, кружит, из-под гусениц вылетает пережеванное противотанковое ружье, полушубок, танк катится дальше.
Сцену снимали тремя камерами, поле горело и дымилось. Основная камера, за которой сидел Быков, находилась у меня за спиной.
В окопе, где стоял мой герой, вырыли дополнительную ямку, куда я должен был скрыться. Для каждого танка есть «мертвая зона», попадая в которую, водитель перестает видеть, что творится прямо перед машиной. Чтобы я понял, когда время проваливаться в ямку, техники поставили красные флажки: едва танк к ним приближался, надо было срочно ложиться.
«Мотор, камера!» Все пришло в движение. Я видел, как танк пересек линию с красными флажками, но пошевелиться не смог. Чувства страха не было, но и ступор у меня не проходил. Стою, смотрю на приближающийся танк, словно кролик на удава. И тогда Быков спас мне жизнь. Он первым сообразил, что со мной беда, и толкнул в спину мальчика — ассистента оператора, который сидел на трансфокаторе. Если бы тот обернулся к режиссеру, стал спрашивать, в чем дело, меня бы точно раздавило.
