Обычно с Долинским никто не связывался, но те ребята поперли на нас с кулаками.
Завязалась страшная драка. Мы бились отчаянно, успели перевернуть несколько столов, залить кровью паркет, пока не явился милицейский наряд и не препроводил всех в ближайшее отделение. Спасло лишь то, что у одного из напавших на нас вместо паспорта оказалась справка об освобождении из мест не столь отдаленных. Как уголовникам удалось проникнуть в закрытый ресторан — остается только догадываться. Нас же, хоть и расхристанных и окровавленных, все же узнали и отпустили.
Другой случай закончился для меня более плачевно. Сценарий повторился: две компании повздорили в ресторане, что-то не поделили в пьяном угаре. Тот, кто меня ударил, носил на руке огромный золотой перстень-печатку.
Я потерял сознание. Слава богу, со мной были друзья, которые вызвали «скорую». Очнулся в Институте Склифосовского, меня чуть не изуродовали, губа была рассечена до зубов, ее зашивали под наркозом.
Ни одной женщине не понравится, когда ее муж попадает в такие истории. В то время я уже был женат на Ире. Она страшно переживала, плакала, брала с меня слово, что брошу пить. Но это было не так-то просто. Тогда жена уговорила меня обратиться к врачам. Лечился я долго: и под капельницей лежал, и «торпеду» вшивал, как Володя Высоцкий. На какой-то срок помогало. А потом все начиналось по новой.
Прошло много лет, прежде чем у меня в этом смысле наступил психологический перелом. Пришел день, когда я реально почувствовал, что алкоголь больше надо мной не властен.
Сегодня могу выпить бокал вина, но редко и без особого удовольствия.
Странно все-таки устроена жизнь. Ира все переносила стоически: и мои пьянки, и загулы, и то, что чаще всего ей одной приходилось заниматься и дочерью, и нашим сыном, — у меня то съемки, то репетиции, то встречи с друзьями. Но слава, которая обрушилась на меня после «Трех мушкетеров», оказалась, видимо, последней каплей. Вот ведь парадокс: я переиграл в кино множество ролей, но ни одна из них не может сравниться по популярности с Портосом. Внешне он был мало похож на меня тогдашнего, гримерам и художникам по костюмам пришлось изрядно потрудиться, «обруталивая» внешность и утолщая мою по-прежнему тощую фигуру при помощи всевозможных накладок. Когда мы снимали во Львове знаменитый проезд мушкетеров под песню «Пора-пора-порадуемся...», съемочную площадку окружила толпа восторженных зрительниц.
Они ахали, махали нам руками, всячески выражая свой восторг. Одна из них подошла к помрежу и спросила, указывая на меня:
— Скажите, а тот артист действительно Смирнитский?
— Да, это он.
— Господи, что же с ним случилось? Видела его на сцене, когда в прошлом году к нам на гастроли приезжал Театр на Малой Бронной. Он был симпатичным молодым человеком. А сейчас, посмотрите, это же какое-то чучело гороховое!
Не могу с ней не согласиться. Но это мнение поклонницы так и осталось особым.
В массе своей дамы сходили по нам с ума, проникали в нашу гостиницу, не давали прохода. Наверное, так фанатки преследуют голливудских звезд.
Замок Ла-Рошель снимали под Львовом, массовка должна была изображать придворных дам короля Людовика, и ассистенты по актерам ринулись собирать по городу местных красавиц. А мы решили пригласить «на пикник» своих знакомых девушек. Накануне подошли ко второму режиссеру:
— Нам нужен автобус.
— Зачем? Вас отвезут на съемки в машине.
— Мы пригласили знакомых, пока будем ехать тридцать километров, хоть пообщаемся.