
Пытаясь вытащить сына, я прошел все круги ада. Все, что зарабатывал, уходило на врачей. Иван не отказывался лечиться, лежал в наркологических клиниках. Но, в очередной раз выписавшись, прямиком возвращался туда, откуда хотел вырваться...
О смерти сына я узнал в день его похорон. Телефонный звонок раздался так неожиданно, что спросонья я никак не мог найти трубку. Мы колесили по городам и весям Америки с антрепризным спектаклем, на рассвете выехали на машине из Чикаго и в Нью- Йорке оказались уже к вечеру.

Так что войдя в номер, я успел только бросить на пол чемодан и раздеться. Провалился в сон, едва коснувшись головой подушки. Чтоб тебе! Кого это разбирает среди ночи?
— Валя, наконец-то я тебя нашла!
«Господи, кто это?» Спросонья я с трудом узнал голос московской знакомой — она в тот момент находилась в Майами, поэтому ей каким-то чудом удалось раздобыть мой гостиничный телефон.
— Неужели не могла подождать до утра?
— Тебя разыскивает Оля.
— Какая еще Оля? — я никак не мог проснуться.

— Твоя невестка — жена Ивана.
— Что случилось?
— Срочно звони в Москву, она тебе все объяснит.
Оля ответила сразу, как будто сидела у телефона и ждала моего звонка: «Валентин Георгиевич, Вани больше нет. Он умер позавчера, передозировка... Я не знаю, что делать. У меня нет денег. Возвращайтесь поскорее. Мне без вас не справиться», — и зарыдала.
Наверное, я что-то говорил ей. Утешал. Не помню. Меня как будто ударили чем-то тяжелым по голове, мысли стали вязкими, неповоротливыми и злыми. «Ну почему так? За что? — тупо шевелилось в голове. — Ему ведь только двадцать шесть. А я, старый дурак, сижу тут, за тридевять земель, в этой Америке, впереди еще месяц гастролей и я не могу никого подвести, не могу все бросить и уехать, да даже если бы смог, все равно не успею.
Его похоронят без меня».
Так и случилось. И просить прощения, и признаваться в любви я могу только маленькой табличке колумбария на Новодевичьем кладбище, за которой спрятана урна с пеплом моего единственного сына. Он жил без меня и умер — без меня.
Все мы крепки задним умом: «Если бы знать, то я сделал бы то-то и то-то. Я бы все поменял...» Меня до сих пор мучают эти мысли, и я казню себя и выискиваю лазейки, и ищу ту самую «точку невозврата». Но... ничего, к сожалению, не изменишь. Может быть, я был плохим отцом. По правде говоря, мне некогда было задумываться об этом. Ванька родился, когда я был уже взрослым — почти тридцатник, состоявшимся и, не побоюсь этого слова, довольно известным актером.