— она заразительно рассмеялась. — Бегу по коридору, все орут в панике, а мне даже нравится, будто со стороны себя вижу, так клево, ха-ха-ха! Но поймали, накрыли чем-то, затушили, — чуть ли не с сожалением закончила Лена. — Я почти не обгорела. Но по химии после этого с трудом на «трояк» вытянула.
— Зайдем в гостиницу «Москва», — предложил я, — там бар наверху круглосуточный.
— Нас не пустят. Или потребуют много денег, потому что меня примут за проститутку. Меня во всех гостиницах за проститутку принимают.
— Почему?!
— Сама не знаю, — пожала она широкими плечами. — Высокая блондинка, взгляд блядский, похожа, наверно.
И мне, кстати, предлагали, когда я во все театральные провалилась в первый год.
— Кто?
— Преподавательница одного из институтов. Известная актриса, ее все знают. Называть не буду.
— По совместительству, что ли, бандерша, «мамка»?
— Что-то вроде того. У нее многие студентки подрабатывают. С разными шишками.
— А ты что ж?
— А я сказала, что мне трубы больше нравится на морозе обматывать. Вопросы еще есть?
Мы вышли на Красную площадь и медленно пошли по брусчатке.
Идти на каблуках Лене было неудобно, новые модные туфли она явно берегла. Пояснила:
— Олег Палыч из Италии привез.
— Табаков обувь вам из-за бугра возит?
— Только мне. Размер почти сорок второй, у нас не найти ничего приличного.
— Трогательно.
— Может, снять, босиком пойти? ...Нет, Красная площадь.
— Святое место для всех советских людей, — ухмыльнулся я. — Мы когда хипповали в начале семидесятых, запросто бродили тут босиком.
— Вы, москвичи, не такие, как мы.
— Кто — вы?
— Ну, остальная Россия. Вам изначально многое дано. Знаешь, я хорошо помню, как впервые приехала в Москву. Родители меня за все пятерки после восьмого класса наградили экскурсионной поездкой. Вышла на Красную площадь, сердце колотится, дыхание сперло: столько читала, в кино, во сне видела эту великую площадь! Гордость переполняла за то, что родилась в нашей стране! Стоя здесь, поклялась себе, что стану известной на всю страну артисткой и жить буду рядом с Кремлем, — помолчав, задумчиво продолжила: — И поэтому для меня все эти книги, которые Табаков привозил из-за границы и давал нам читать... Солженицына, Зиновьева, Буковского, Шаламова и все такое, запрещенное в СССР, были ошеломлением! Я не могла поверить, плакала — словно мир рушился...
Перед Мавзолеем стояли два низеньких японца с фотоаппаратами Nikon наперевес.