Но если рядом с малышом появлялась мама, Эдуард Николаевич тут же преображался, срабатывала привычка эстрадника: «Какой чудесный мальчик! Меняю на стиральную машину, — мама заливалась радостным смехом. — Не хотите на стиральную, меняю на «мерседес».
Мама хохотала пуще прежнего, а стоящий рядом малыш в растерянности хлопал глазами. Бог знает, о чем он думал: а вдруг мама и правда согласится променять его на «мерседес»?..
Эдуард любит рассказывать, как Влад лет в тринадцать сломал его мотоцикл. Пока мы были в отъезде, к сыну пришли приятели, они без спросу взяли мотоцикл, повредили фару и поставили в гараж, никому ничего не сказав.
Обнаружив поломку, Эдуард Николаевич был просто счастлив возможности излить на Влада свое раздражение.
— Как же так, Влад? — спросила я. — Мне-то почему не сказал? Знал ведь, что будет.
— Если честно, мам, испугался...
Мы все в детстве чем-то грешим, раздражаем взрослых. Но что страшного, к примеру, в том, что ребенок, меняя в телевизионном пульте батарейки, перепутал плюс с минусом? Можно сделать замечание, а не орать на весь дом:
— Ты разве не понимаешь, что у тебя ребенок дебил?! Он только в компьютер с утра до вечера играет!
— Если бы в твоем детстве, Эд, был компьютер, ты бы тоже в него играл.
— Да я только и делал, что читал!
Пусть тоже читает!
Эдуард Николаевич приводил в пример своих дочерей. Во многом благодаря моим стараниям он примирился с Леной и девчонки стали навещать отца. Таких послушных детей я больше не видела. Когда они приезжали, Эд давал им в руки по своей книге: «Читайте».
И девочки безропотно утыкались в страницы. Когда он им ничего не говорил, они просто сидели и смиренно молчали. Мне кажется, такой подход к детям — верный путь воспитать инертного, безынициативного человека. Понятно, что на их фоне Влад казался неслухом. Он не читал книжки, он их слушал на CD, в восемь лет осилил «Преступление и наказание».
Вообще-то диск слушала я в машине и, когда ехала куда-то вместе с сыном, собиралась поменять его на что-то более детское. Но сын попросил оставить: «Мне интересно!»
Через наушники он освоил всю классику — Чехова, Толстого, Куприна. Он играл в компьютер и одновременно слушал. Так что обвинять его в необразованности никак нельзя. Но Успенский не хотел видеть хорошее. Он постоянно изводил сына придирками, его раздражало все: то, что тот ходит без тапочек и в халате, не замечая, что сам часто из него не вылезает. Это такие мелочи! Но из-за них он не давал парню жизни: «Я его кормлю, а он в магазин сходить не может!»
С нами жила помощница по хозяйству, которая делала покупки. Она что, должна была специально вычеркнуть из списка хлеб и молоко, чтобы за ними пошел Влад?
Тогда Эдуард вменил ему ежедневное мытье посуды, сопровождаемое командными окриками: «Ну-ка, быстро мыть посуду, не то п...ей навешаю».
Вот так примерно выглядел тот яркий и интересный мир, который открыл для себя мой сын рядом с Эдуардом Успенским. Что делать ребенку, который так «попал»? Родители хотят, чтобы его не было видно и слышно, — вот он и ушел в компьютерный мир, где никто его не ругает, не гонит прочь. Каюсь, в первые годы жизни с Эдуардом я значительно больше времени уделяла ему, а не сыну. Старалась выстроить отношения с мужем-гением. Подстроиться под него. Влад отошел на второй план. А домработница, посторонняя женщина, видела, что происходит в доме, и старалась отнести обед Владу в комнату, жалея мальчика, чтобы он лишний раз не столкнулся с отчимом.
Зато Эдуард Николаевич любит животных.
Кто только не жил в нашем доме — собаки, куры, совы, попугаи... Муж был в отъезде, когда я влюбилась в игуану. Позвонила, спрашиваю:
— Эдуард, тут такой дракончик чудесный, можно?
— Купи, конечно!
У этой замечательной животины оказался интеллект собаки. Она так привязалась к нам, что когда мы уезжали, бросалась на человека, который за ней ухаживал.
Но когда Влад попросил щенка немецкой овчарки, Эдуард резко воспротивился: «У нас есть собаки, чего ему еще надо?»
Сама не знаю, как мне удалось дожать Успенского, но щенка мы все же купили.
