Что ничуть не смутило главного режиссера Театра Моссовета Завадского — Юрий Александрович плотно задействовал меня в репертуаре. А Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф поставила спектакль по острой по тем временам пьесе Виктора Розова «В дороге». Мне досталась роль наивного паренька, который падал с подъемного крана и разбивался насмерть. Я выходил на сцену с аккордеоном, играл и неизменно срывал аплодисменты. Счастью не было предела. Огорчало лишь, что Нину никак не удается устроить в труппу. Завадский обещал принять в штат, но театр был полон женщин и... как всякий храм искусства — интриг. А я мечтал играть с женой на одной сцене. Отправляясь на «Доброго человека...», и не подозревал, что там решится наша судьба.
Я слышал много восторженных слов о новом спектакле Юрия Петровича по Брехту, но такого потрясения не испытывал больше ни разу в жизни — ни до ни после.
Когда отгремели аплодисменты и мы с Ниной вышли на улицу, не смог сдержать слез, разрыдался от отчаяния, что все это прошло мимо меня.
«Я хочу работать только с ним! — орал я и выбегал от переизбытка чувств на дорогу, чуть ли не под машины. — Согласен сидеть у Любимова на полу в массовке, только бы он нас взял. Даю тебе слово — мы там будем!»
«Добрый человек...» шел тогда каждый день, как кино на вечернем сеансе, это был своеобразный театральный подвиг. Любимов, возглавивший Театр на Таганке, снял почти весь старый репертуар.
Мы договорились о встрече и на следующий день пришли к нему в антракте в кабинет. Показались: спели и сплясали каскад из советской оперетты «Седьмое небо», а потом сыграли суровый отрывок из «Белого безмолвия» Джека Лондона, который мы с Ниной самостоятельно подготовили.
—Приходите в Театр Моссовета, посмотрите меня в «Недоросле», в Розове, все считают, что это удачные роли, — от чистого сердца зазывал я Любимова.
Наивен был — не ведал, что тот принципиально не смотрел ни одного спектакля Завадского, считая реалистический театр рутиной.
—Вы приняты, — обрадовал нас Юрий Петрович. — Когда можете приступить к работе?
Нина могла хоть завтра, а меня категорически отказались отпускать из «Моссовета». «Вы получите отдельную квартиру в течение года, мы возьмем вас на гастроли в Париж», — обещал директор Сосновский, но я стоял на своем.
В конце концов меня вызвал и пристыдил сам Завадский: «Валерий Сергеевич, вы совершаете не самый красивый поступок в жизни. Не забывайте: вас привела в театр ваш педагог, а вы ее сейчас сильно подводите».
В Театре Моссовета принято было обращаться друг к другу на «вы» и по имени-отчеству. Я каждый раз страшно смущался, слыша это от старейшей актрисы Серафимы Бирман, снимавшейся еще в «Иване Грозном» у самого Эйзенштейна. А в Театре на Таганке все, включая Любимова, были на «ты».
(Забегая вперед, скажу, что Ирина Сергеевна была приглашена на все мои премьеры на «Таганке», а посмотрев «Десять дней, которые потрясли мир», признала: «Вы сделали правильный выбор, нашли свой театр».)
Совесть мучила.
Душой и сердцем я рвался к Любимову, тем более что он доверил мне роль Грушницкого в «Герое нашего времени», а чувство долга удерживало в «Моссовете». Случалось, «умирал» на сцене дважды за один вечер. Мой герой из спектакля «В дороге» разбивался в конце первого акта, после чего я опрометью бросался в такси и мчался с Маяковки на Таганку. Там шел антракт, который Любимов затягивал до моего приезда. И уже во втором акте лермонтовской истории меня в образе Грушницкого «убивал» Коля Губенко.
Причем в Театре Моссовета без тона на лице играть было нельзя. А на «Таганке» в то время даже женщинам категорически запрещалось подкрашивать глаза, не то что румянить щеки. Так что в такси я намазывался вазелином и изо всех сил оттирал салфеткой грим, чтобы, не теряя ни секунды, сразу идти на сцену.
Хуже было, когда в «Клеопатре» мне приходилось мазаться с ног до головы морилкой, чтобы показаться на публике в роли пятого негра из массовки. Но я никогда не гнушался и такой работой. Куда ж деваться актеру в реалистическом театре?
—Ну когда они тебя наконец отпустят?! — в который раз возмущался Юрий Петрович. — Знаешь что — ты один раз не приди на спектакль, они тебя выгонят, а я возьму.
