Хочу кататься с Таней и чтобы ты был нашим тренером. Извини, тогда нехорошо получилось, но это было не мое решение. Я все осознал, сколько скажешь — столько буду работать.
— Сейчас я передам трубку Тане, скажи ей об этом сам.
Таня выслушала.
— Не готова пока ответить, Рома. Ведь только что родилась Сашенька.
И у меня не было однозначного отношения к этому предложению:
— Подумай как следует, не торопись. Мы так хорошо живем. Опять начнутся нагрузки, нервотрепка. Тебе это надо?
— Сама не знаю, — вздохнула Таня.
Прошло еще несколько дней. Я наблюдал за женой — у нее было сосредоточенное и немного грустное лицо. Она все больше молчала, было видно, что Таня о чем-то напряженно думает. И я понял, что просто обязан ей сказать: «Знаешь, ребенок ребенком, но ведь ты не сможешь себе простить, что не вернулась в большой спорт. Локти станешь кусать, если не окажешься на следующем олимпийском льду».
Таня взглянула мне в глаза, и я понял, что попал в точку. Мы приняли решение возвращаться.
«Приезжай», — сказали Роме.
Потом позвонили президенту Федерации фигурного катания Валентину Николаевичу Писееву.
— Да вы что там, озверели, что ли?! — зарычал он в трубку.
— Пара есть: Семенович—Костомаров. Нет! Не хочу!
Тогда трубку взяла Таня:
— Валентин Николаевич, я вас никогда не подводила и не подведу. Все будет хорошо.
— Ладно, работайте, там посмотрим, — буркнул Писеев и повесил трубку.
Вроде и добро не дал, но и не запретил.
И Таня с Ромой вышли на лед. Я к тому времени тренировал очень хорошую американскую пару Наоми Ланг — Петр Чернышев. На их фоне Таня первое время смотрелась как «бомбовоз» — весила она после родов килограммов шестьдесят с лишним, а ее обычный вес — пятьдесят два!
— Ну, что скажешь? — подъехала ко мне жена на первой же тренировке.
— Не знаю. Тяжело вам придется.
— А кто говорил, что будет легко? — воскликнула Таня. — Не спеши, через пару месяцев увидишь. Мы всех порвем!
Рома тоже не думал идти на попятный, он в этом смысле золотой человек: если взялся за гуж — будет тянуть. И Танин характер Костомаров знал: обещала похудеть — значит сделает. Ей было безумно тяжело: две тренировки в день, бессонные ночи с маленьким ребенком, строгая диета, но она выдержала.
С этого момента отсчитываются семь трудных, но счастливых лет моей тренерской карьеры. Огромное удовольствие тренировать людей, которые знают, чего хотят.
Наша троица работала четко и самоотверженно. Тане нравилось сначала в теории разобрать программу, а потом прокатать ее. Рома, наоборот, считал, что надо сразу кататься, исправляя ошибки по ходу дела. Характеры у обоих — не дай бог, и мне порой приходилось быть буфером. Но даже если ребята ссорились, то через минуту брались за руки и катались дальше, пусть даже не проронив ни слова. Я же старался, чтобы никто из них не зазнался, почувствовав свое превосходство. Действовал и кнутом, и пряником. Роме тренироваться в Америке было психологически сложнее: он оказался тут совсем один, без семьи. Поэтому я чаще вставал на его сторону. Таню это не раз доводило до слез.
— Что ты делаешь?! — не понимала она. — Тебе Рома дороже, чем я?
— Потерпи, так надо, — успокаивал я. — Если зачморю Рому, он потеряет интерес к работе и в итоге мы увидим классную Навку и никакого Костомарова.
Тане было трудно, но она смирилась с такой моей позицией. Положа руку на сердце, скажу, что именно Татьяна была стержнем нашей троицы. Ей все время было мало, хотелось чего-то большего и лучшего. Она двигала нас вперед и вперед.
В итоге пара Навка—Костомаров начала побеждать на чемпионатах Европы и мира. Наивысшим подъемом стали Олимпийские игры, которые мы выиграли в тяжелой борьбе. В Турине никто не хотел, чтобы русским доставалась третья золотая медаль в фигурном катании. После обязательного танца мы были только вторые. Но потом начался «камнепад» — все пары упали.
А мои стояли. И выстояли!
Конечно, жену тренировать трудно. Но плюсы в таком тандеме тоже есть. Мы могли и дома обсуждать программу, находить правильное решение. По натуре я взрывной и упрямый. «Только эта музыка будет на программе и никакая другая», — уперся и с места не сдвинешь. Таня обладала удивительной способностью меня утихомиривать. Погладит по голове, промурлычит как кошечка, и я уже успокоился. Со временем я даже научился извиняться, если чувствовал, что неправ.
Перед самой Олимпиадой конфликтов в команде стало больше, чувствовалось, что цель близка как никогда, и нервы были напряжены до предела. Я в свое время проиграл Олимпиаду и понял, что это не конец света, жизнь продолжается. Поэтому в процессе тренировок не уставал повторять Тане: «Даже если ты не выиграешь, ничего страшного не случится.