Гемоглобин был на нуле, я еле ноги волочила. Меня стали отпаивать парным молочком, откармливать вареничками, пирожочками, сметанкой — такими вкусными, деревенскими. Я быстро пошла на поправку. А в Киеве чуть в обморок не упала, когда увидела себя в большом зеркале, — так меня разнесло. Пришлось снова бороться с лишним весом.
Я была в растерянности. Не понимала: куда идти, чем заниматься? И тут свекровь находит очередное объявление: «Срочно требуется певица в вокальную группу Киевского государственного мюзик-холла». Сходила на прослушивание, и меня взяли. И тут же увезли на гастроли. Мы оба уехали — Володя в одну сторону, я в другую.
Так потом и жили еще десять лет. Встречались и разъезжались вновь.
Гастроли я воспринимала как возможность что-то достать для семьи, и особенно для Дениса. Например, мы в Москве выступаем, а я перед концертом стою на морозе три часа в очереди за бананами. У нас в Киеве их не было. Ребенок увидел этот «деликатес» первый раз года в три-четыре, когда я привезла его из столицы.
Потом Советский Союз развалился, и с ним — наш мюзик-холл. Труппа была очень большая. Когда прекратили выделять государственные деньги, возить такое число людей на гастроли стало немыслимо. Мы с Володей лишились работы. Но вскоре меня пригласил в джазовый квартет «Советская песня» композитор Игорь Стецюк.
Почти год я была счастлива. А затем состоялся худсовет и нас «ушли».
Это была «картина маслом»: сидят баянист, бандурист и еще какой-то «народник» и, скривившись, слушают. Я читала распечатку их выступлений: «Артисты пели в костюмах без национального орнамента, а Повалий исполняла песню в такой манере, что казалось, вот-вот перейдет на английский. На Западе для такого рода музыки есть специальные клубы, а в нашей филармонии этому ансамблю не место». Ну конечно, мы имели наглость петь «какой-то джаз»! Взяли бы бандуру и сбацали гопака — вот це по-нашему!
Володя наконец нашел работу в коллективе Игоря Демарина и уехал с ним в Москву. Гастролировал по России. А у меня и в мыслях не было куда-то ехать. Я не из тех, кто может спать на вокзале и ходить по ресторанам и клубам, предлагая себя.
И мною почему-то владела странная уверенность, что успех обязательно придет. Надо только немножко потерпеть.
На протяжении нескольких лет я упорно и безуспешно ездила на всевозможные конкурсы. Меня отмечали — за профессионализм, но дальше дипломов дело не шло. Другая наверняка все бросила бы: ну сколько можно получать от ворот поворот? А я продолжала набивать шишки.
Никогда не забуду, что пережила, когда объявили результаты отборочного тура на конкурс в Юрмале. В «Останкино» я приехала с чемоданом, чтобы сразу после выступления лететь в Ташкент — на гастроли. И вот читают списки финалистов. Моей фамилии нет. А мне все ребята говорили: «Тая, ты классно поешь, обязательно пройдешь».
«Прошла»...
Выхожу на улицу, ловлю такси. Водитель, наверное, подумал, что у меня случилось что-то страшное: я ревела навзрыд. Хорошо, мужик интеллигентный попался, с расспросами не приставал, молча довез.
В самолете я оказываюсь рядом с финалисткой Азизой. Она в Ташкент домой летит. И так со мной разговаривает, будто я тоже еду в Юрмалу. Говорю:
— Азиза, ты не поняла, я не прошла.
Она не верит:
— Такого быть не может!
Я опускаю голову: — И все-таки это правда.
Сейчас возвращаюсь на гастроли, догоняю коллектив.
Я долго приходила в себя после провала и только через несколько лет поняла: это испытание было необходимо, чтобы набраться опыта и сменить репертуар. Азиза, помню, вышла с какой-то зажигательной песней. Малинин пел «Напрасные слова». И тут я — с блюзом. Кому он был нужен?
Годы профессиональных неудач не прошли даром. Именно в это время я была счастлива в браке, воспитывала ребенка, могла уделить внимание маме. Пришла к известности взрослым вменяемым человеком, понимающим, что почем. Поэтому у меня никогда не было звездной болезни, как у некоторых двадцатилетних.
— Тая, ты слышала? — спросил Игорь. — Верховный суд назначил дату новых выборов — двадцать шестое декабря. Что будем делать?
— Голосовать! Ты думал, я побоюсь вернуться в Киев?
— Я? Нет! — рассмеялся муж. — Зря, что ли, живу с тобой уже одиннадцать лет. Ты у меня кремень!..
А я ведь довольно долго не воспринимала Игоря всерьез. Познакомились мы как в кино. Я пела на правительственном концерте, который показывали по телевизору. Молодой музыкант Игорь Лихута тогда только приехал из-за границы: три года проработал в ночных клубах в Польше, Норвегии и Швеции. Он включил телевизор и увидел меня. Дождался титра — «Таисия Повалий» — и записал мое имя на газетке. Игорю захотелось со мной познакомиться.
Он стал обзванивать музыкантов. Виталий Свирид, с которым мы пели в филармонии, ему говорит: «Я хорошо знаю Таю, она в «Новогоднем огоньке» как раз сейчас снимается. А ты, кстати, не хочешь поучаствовать, на барабанах поиграть?»
И вот на съемках «Огонька» Виталик подводит ко мне двух парней. Одного я знаю, он аранжировщик, а второго — нет. Высокий, темноволосый, с длиннющими, будто накрашенными ресницами, и одет в вызывающе яркий красный свитер. Мне такие мужчины не нравятся. А Свирид еще неудачно шутит: «Познакомься, это секс-символ Польши Игорь Лихута». Я думаю: «Какой ужас! Стыд и срам!» Фыркнула и пошла к редактору. А вскоре уехала.
Приезжаю с гастролей — звонит телефон: — Тая, это Игорь.
