
Слова были как пощечина. Наверное, мне следовало тут же уйти. Но я сделала вид, что все в порядке. Продолжала улыбаться как ни в чем не бывало. А когда пришла домой, рухнула на постель и несколько часов проревела в подушку.
Когда шла на следующую репетицию, твердила себе: «Это был первый и последний раз. Больше не буду так унижаться». Но когда увидела Макса, красивого, улыбающегося, — сердце ушло в пятки. Поняла: все стерплю, только бы быть рядом с ним.
Мы продолжали встречаться, но мои юность и эмоциональность Леонидова пугали. И чтобы я не строила никаких иллюзий, он часто повторял сказанное на первом свидании. Не давал забыть, что я только увлечение, а единственная его любовь — законная супруга.
Оставаясь одна, я плакала, кусала губы от бессилия. Но на тайных свиданиях делала вид, что для меня наши отношения тоже не очень-то серьезны. Так, приятное развлечение. Прикидывалась я, наверное, хорошо, потому что в какой-то момент Макс расслабился и перестал упоминать имя жены. Но чего мне это стоило... Сейчас мои тогдашние страдания кажутся смешными и немного нелепыми. Но я себя не корю. В жизни каждой женщины случается такая роковая любовь, когда забываешь о гордости, не видишь унижений, терпишь обиды...
Кончился проект, кончился и роман. Три дня я провела в полуобморочном состоянии. Валялась в постели, ненавидела весь мир и без конца слушала «Отель «Калифорния». Пару раз пыталась позвонить Леонидову, но в последний момент сдерживалась: «Не смей унижаться. Это ничего не изменит».
Не знаю, почему сейчас Макс Леонидов ведет себя так, словно я его обидела.
При встрече смотрит мимо, здоровается сквозь зубы... Я на него зла не держу. Наоборот, благодарна за то, что научил меня ценить действительно важные вещи: любовь, теплоту, преданность. То, что дал мне Юра и на что сам Леонидов оказался не способен.
Юра, как и обещал, был рядом. Подружки доложили ему, что со мной что-то не так. Он сразу же примчался и практически поселился в моей комнате. Отпаивал чаем, пытался развеселить, рассказывал какие-то приколы из КВНа. Думаю, он понимал, в чем причина моего плачевного состояния, но вопросов не задавал. Просто ждал, когда это безумие пройдет. И дождался.

Однажды я проснулась, увидела его усталое лицо и поняла, как соскучилась по Юре, по его умным разговорам и даже по Мейерхольду с Тарковским. И когда Стыцковский позвал меня замуж и предложил после окончания института переехать в Одессу, я долго не раздумывала. Меня не пугало, что у нас нет денег, нет своего жилья... Казалось, вместе мы справимся с любыми трудностями, тем более что в Одессе мне предложили работу в новой программе «Маски-шоу».
«Поживем пока с моей мамой», — сказал Юра, и я по молодости и наивности согласилась.
Юрина мама — во всех отношениях достойная женщина. Но у меня никак не получалось найти с ней общий язык. Она составила мнение обо мне раз и навсегда, и изменить его было невозможно.
Когда я уходила на съемки, обычно слышала вслед: «Опять пошла жопой крутить».
Не нравилось ей и как я готовлю. Да, я это тогда не очень хорошо умела, но ведь старалась! Однако на все мои попытки был один ответ: если я сварила суп, то утром рядом с моей кастрюлей стояла кастрюля супа от мамы, который, естественно, был вкуснее. И мой скисал нетронутым. Даже в нашей маленькой спальне расслабиться не получалось. Едва я с кухни, тут же сыпались упреки: «Твоя-то опять какую-то ерунду сварила. А почему она тут не помыла? А почему не сходила на базар?» Юра пытался меня оправдать перед мамой, но никогда по-настоящему не защищал. Помню, однажды предложил мне поругаться с ней: «Ты знаешь, я раньше встречался с одной девушкой, Ирой. Они с мамой постоянно скандалили, да так, что сковородки по кухне летали.