Оно когда еще наступит... Наверное, я пропустила бы слова Владимирова мимо ушей, если бы не Юра.
Он тоже считал, что профессия — самое главное. И очень переживал, что у меня на этот счет другое мнение. Как-то спросил:
— Сколько раз ты смотрела «Зеркало»?
Я честно ответила:
— Ни одного.
И моя жизнь тут же превратилась в бесконечную ретроспективу фильмов Андрея Арсеньевича. Сейчас я понимаю, что этот режиссер — наше все, но тогда его работы ничего, кроме раздражения, у меня не вызывали.
Я вставала в семь утра, весь день пахала в институте, в общагу возвращалась без сил — мне бы поспать, а не постигать эстетику «Иванова детства»! Стыдно признаться, но я частенько засыпала во время просмотра очередного шедевра. Юра меня расталкивал и устраивал разбор: «Ты поняла, что Тарковский хотел сказать этим фильмом?»
Потом к Тарковскому добавились Мейерхольд и Станиславский, чьими творениями были заставлены все полки в Юриной комнате. И все это приходилось читать! Да еще и обсуждать! Я жутко бесилась, злилась на Юру, как дети злятся на дотошных родителей. И чем больше он старался меня «образовать», тем более тупой и беспомощной я себя чувствовала.
Все оказалось не так, как я себе представляла. У Макаревича есть песня, которая начинается со слов «Она идет по жизни смеясь».

Я, не углубляясь в смысл этой песни, тоже хотела так идти по жизни. Хотела чувствовать себя женщиной, мечтала о большой страсти... А вместо этого получила умные разговоры и книжки, в которых не было ни слова про любовь.
Я элементарно устала. Поэтому однажды просто сказала:
— Юра, я так больше не могу. Мне надо побыть одной, разобраться в себе.
Он не стал меня удерживать, только сказал:
— Мы все равно будем вместе. Я подожду.
И действительно ждал.
Сейчас я часто слышу: эта Блёданс ради славы способна на все, по головам пойдет!
Вашими бы устами! Может, если бы я действительно умела использовать мужчин и дружить с «правильными людьми», жизнь моя была бы куда проще. Я очень уважаю женщин, которые умеют подходить к любовным отношениям трезво и заканчивать их с выгодой для себя. Может, потому, что сама так не умею. Каждый раз я бросалась в роман как в омут, а потом мучительно переживала разрыв. Какая уж там выгода — выжить бы.
Была такая постановка в Питере «Король рок-н-ролла», Максим Леонидов играл Элвиса Пресли, я — его жену Присциллу и одновременно девушку мечты. Группа «Секрет» была тогда дико популярна. После каждого представления гримерки музыкантов осаждали толпы готовых на все фанаток. Я кожей чувствовала их ненависть.
На сцене я с Леонидовым целуюсь, обнимаюсь, у нас чувства. Мне такое счастье досталось, а им нет. Но я тоже влюбилась в Макса, причем очень сильно. На каждую репетицию собиралась как на свидание. Бежала в комиссионку, покупала какую-нибудь шикарную юбку, из тряпочек сооружала авангардную шаль и всегда была разной. Однажды Макс спросил:
— У тебя что, есть личный модельер?
— Нет, я все придумываю сама, — было приятно, что он оценил мои старания.
Совместный труд сближает, сблизил он и нас. Максим был тогда женат на актрисе Ирине Селезневой (она потом прославилась фильмом «Московские каникулы»), и я это знала. Конечно, неправильно — любить женатого мужчину, но мне было всего восемнадцать и я ничего не могла с собой поделать.
Да если честно — и не хотела. После Юры с его Тарковским и Мейерхольдом Леонидов был для меня как глоток свежего воздуха. Я буквально пьянела в его присутствии.
Конечно, он не мог этого не заметить. А когда заметил — не стал отказываться.
Помню наше первое утро. Мне все казалось нереальным. И его огромная квартира на Фонтанке, и музыка «Битлз», и гора апельсинов в шикарной вазе. Леонидов, в набедренной повязке из махрового полотенца, разрезает апельсин и делает мне сок. Если бы Макс предложил в тот момент: «Давай убежим на Северный полюс?», я бы, не раздумывая, ответила: «Давай».
Но вместо этого он произнес ужасную фразу: «Что бы между нами ни было, я люблю только Иру».