Жизнь у артистов трудная, и дело не только в бесконечном поиске денег на новый диск, клип, костюмы... Чтобы выдержать ритм нашего существования, надо быть крепким не только духом, но и телом. Ведь часто приходится выступать больным или жутко уставшим: с поезда — сразу на сцену. Но как бы плохо ни было, выходишь и работаешь.
Самые неприятные воспоминания связаны у меня с гастролями в Германии. Просыпаюсь ночью в отеле от того, что меня душат. Начала отбиваться и только через несколько секунд сообразила, что задыхаюсь от кашля. Вся мокрая, словно облитая ледяной водой. Разбудила Колю. Он потрогал лоб, говорит: «Да ты вся горишь!» Когда померили температуру, ужаснулись: она зашкаливала за сорок. Потом стало еще хуже — от жара начались галлюцинации. А завтра выступать!
Перед концертом лежала в гримуборной и плакала от бессилия.
Коля повсюду таскал меня на руках, сама ходить не могла. Он и в кулисы меня внес. Пошатываясь, вышла на сцену, зазвучала музыка, и я начала петь. Все было как при съемке рапидом: казалось, танцоры двигаются очень медленно. Вот они плавно повернули ко мне головы, в глазах испуганный вопрос: упаду или нет? И звук доносится как сквозь вату. Но постепенно я почувствовала, что мне становится легче. Как будто из зрительного зала в меня вливалась энергия. К финальной песне я была практически здорова!
А как тяжело, уезжая на гастроли, расставаться с детьми! Это отдельная драматическая страница жизни артистов. Мы с Колей старались заранее готовить сына к разлуке:
— Сашенька, скоро мы с папой опять уедем.
— Это обязательно?
Ну ладно...
Подходит день отъезда, он говорит:
— Не уезжайте, я вас так люблю!
Горло перехватывало, не знала, что и ответить. Мы с чемоданами идем к двери, он плачет, цепляется за нас. Едешь потом в машине на вокзал, а руки трясутся.
Мама рассказывала: если меня во время гастролей показывали по телевизору, Саша начинал бросать в экран все, что попадалось под руку.
Когда слышали по телефону его тоненький, несчастный голосок, старались подбодрить:
— Мы тебе такие красивые машинки привезем!
— Я буду их ломать, бить, колеса откусывать!
Как-то купили ему на гастролях шикарный конструктор.
Саша жил тогда на даче с моими родителями. Вернулись — и сразу к нему. Ехали на двух машинах. Коля — впереди, периодически посматривая на меня в зеркало заднего вида. И вдруг мой автомобиль исчез.
Искореженная «восьмерка», улетевшая на двадцать метров с трассы, торчала между бетонным столбом и стволом огромного дерева. Игрушка, которую везла сыну, вылетела через лобовое стекло и улетела далеко в лес, такой была сила удара. Когда Тагрин заглянул в салон, его лицо было белым как мел.
Не думал, что я жива. Те, кто видел машину и место аварии, говорили: «Не иначе, как за ее плечом сидел ангел-хранитель!» Я не против ангелов, но еще очень благодарна ремню безопасности, от спасительного объятия которого долго ломило плечо.
Подарок мы все-таки отыскали и привезли Саше. Что было с родителями, когда они увидели огромную шишку на моей голове и узнали, что произошло! Тогда еще был жив папа. Но чувствовал он себя уже неважно.
О том, что папа при смерти, я узнала на гастролях. Но по контракту должна была спеть еще несколько концертов. Такая у нас работа: что бы ни случилось, ты должен выходить на сцену. За кулисами я наклоняла голову вниз, чтобы стоявшие в глазах слезы проливались, не смывая косметику. И только повторяла про себя: «Дождись меня, пожалуйста, дождись!»
И он меня дождался.
Незадолго до ухода попросил маму принести в больницу кассеты с моими записями. Лежал и слушал до последней минуты. Мы храним эту запись, остановившуюся вместе с его жизнью. На похоронах в честь папы прозвучал оружейный залп. Так почтили память капитана 1-го ранга, заместителя начальника факультета коллеги по Военно-морской академии.
Мы с родителями были очень близки, хотя в детстве мне не раз от них доставалось. Я выросла на Охте. Этот район Ленинграда считался пролетарским и хулиганским. В одном парадном, где наша компания пряталась от холода, мы сняли со стены почтовые ящики и выставили их на улицу. Забавлялись, представляя, как вытянутся лица жильцов, спустившихся за газетами.