Он играет в Театре Наций, «Современнике» и «Приюте комедианта». Номинант и обладатель статусных театральных премий. Модный, заметный, талантливый. У него рейтинговые проекты, среди которых «Последний богатырь», «Чебурашка», «13 клиническая», «Вампиры средней полосы», «Мастер и Маргарита», «Почка», «Союз Спасения», «Серебряные коньки», «Домашний арест», «Большая секунда» и другие. Перепутать его ни с кем невозможно. Такой краски больше нет.
— Дмитрий, когда мы с вами беседовали четыре года назад, у вас было 60 фильмов, а сегодня 100. Математика впечатляет. Поводов поговорить много.
— Но все задают одни и те же вопросы. Надеюсь, у вас будут какие-то другие.
— Хорошо, тогда давайте поговорим о любви.
— Нет настроения говорить о любви!
— Почему?
— Знаете, все семьи с разной периодичностью переживают кризисы. Кто-то после первого года брака, кто-то после трех лет. У нас он впервые случился после семи лет. Мы в браке уже 14 лет с лишним. И в данный момент есть ощущение, что нас настиг второй семилетний кризис. Я философски к этому отношусь, надеюсь, мы его переживем.
— В браке все должны иметь возможность реализоваться. Вы кочуете из проекта в проект, а ваша жена, прекрасная актриса, нет.
— Мне кажется, у нас другое — усталость от характеров друг друга. Мой характер не сахар — это точно. Я очень деспотичный в быту.
— Тапки должны стоять ровно, и никак иначе?
— Вроде того — и тапки, и все остальное на своих местах. Очень смешные происходили ссоры, как-то пролили компот на диван, он был настолько горячий, что прошел сквозь него и вытек на пол. Истерика началась страшная, просто схватка. Вытирали его вдвоем, одновременно ругаясь. А часов через шесть уже смеялись до слез над самой ситуацией, потому что ерунда стала поводом для какого-то мини-апокалипсиса.
— Со стороны ваша семья выглядит очень гармонично.
— Это со стороны соцсетей, что ли? А кто же там всем делится? Ну разве только Анна Семенович и Ольга Орлова все рассказывают в соцсетях... Кстати, пролитый компот со временем стал прекрасным смешным воспоминанием и поводом для хохота.
— Чувство юмора — это спасательный круг в браке.
— Оно нас всегда спасало. Но иногда покидает. И вот когда это случается, начинаются разговоры «Давай уже разойдемся».
— Надеюсь, этого не произойдет, вас очень многое связывает — дети, проекты. Вы же до сих пор вместе играете в спектакле Богомолова «Преступление и наказание» в «Приюте комедианта»?
— Да, но на сцене мы совсем мало взаимодействуем. И вообще очень мало пересекались как партнеры в других общих спектаклях, которые играли до этого в Александринке.
— Какая Маша актриса?
— Хорошая. Очень. И объективным подтверждением тому служат все еe театральные награды: номинации на «Золотую маску», «Золотой софит», премия «Прорыв», премия Правительства Санкт-Петербурга за ее спектакль по Платонову. Ее талант отмечен профессиональным сообществом, не только мной.
— Почему какие-то хорошие актрисы и актеры реализуются стремительно, а у кого-то не идет? От чего вообще зависит актерская судьба?
— От многого. Машина судьба могла сложиться гораздо лучше: она вышла из института с двумя главными ролями, которые остались в репертуаре Молодежного театра. Но она решила оттуда уйти. Уйти в никуда. Это решение, конечно, было неправильным с точки зрения построения карьеры. Потом ее пригласили в Александринский театр, где мы и познакомились. И дальше случился декрет. А тут уже особое отношение у руководства Александринки ко всем, кто уходит в декрет, — это считалось предательством; все рожавшие актрисы попадали в опалу, и моя жена в их числе. Но даже если бы мы предполагали такую реакцию, думаю, все равно приняли бы решение рожать детей, а не служить Александринке верой и правдой. Я очень Маше за это благодарен!
— Как вы поняли, что Маша — ваш человек?
— Сразу. Я служил в театре, Маша только туда пришла. Попали в один спектакль — я играл Гамлета, а ее взяли в массовку. Мы впервые поцеловались после премьеры. Я стал назначать свидания. Иногда приходил к Маше, она снимала комнату в коммуналке. Я помогал ей с косметическим ремонтом — рамы нужно было покрасить. И я их красил. А Маша красила шкаф. Она в этой комнате недолго прожила, довольно быстро переехала ко мне, и необходимость снимать жилье отпала. Мы поженились 11 января, в первый день после новогодних каникул. Красивая дата получилась: 11.01.2011. Меньше чем через год у нас родилась старшая дочь София. В роддом мы поехали вместе, к вечеру я ушел играть «Укрощение строптивой». Маша, кстати, в этом спектакле тоже потом играла. Он стал знаменательным для нашей семьи: именно после премьеры «Укрощения» ночью я сделал Маше предложение. Это было примерно через полгода после знакомства. Романтики никакой — ни цветов, ни колец. Мы вообще люди не очень романтичные. Как-то в нашей жизни все само собой происходило... Потом вторая дочка, Алиса, родилась. Я вообще думаю, что мы встретились, чтобы появились на свет наши дочки.
— Что прекрасного в Маше кроме того, что она очень красивая?
— Она красивая, очень добрая и вообще светлый человек, в отличие от меня. Я же скорее мрачный, хотя хотел бы быть светлым. Возможно, не зря ответственен за всех отрицательных персонажей в нашем театре и кинематографе.
— Но многие персонажи у вас симпатичные и добрые, например в «Большой секунде».
— Есть редкие отдушины. Такие персонажи делают человека лучше. Когда шли съемки «Большой секунды», была какая-то прекрасная жизнь и вне съемочной площадки, дома. Я стал каким-то идеальным, добрым, ласковым и так далее. Видимо, мои плохие персонажи все равно накладывают отпечаток. Хотя, конечно, это не так. Просто проявляется усталость от организации работы. То есть либо идеальные условия труда на площадке у Шамирова на «Большой секунде», либо адские на каком-нибудь другом сериале. Они и формируют мое настроение. И вот с этим настроением и усталостью я возвращаюсь домой. Поэтому вечно недовольный отец и муж в семье присутствует чаще, потому что условия труда тяжелые в большинстве случаев. Я легкий в компании, а дома нет сил на фонтанирование. Ты как будто не видишь в этом надобности. А может, и зря.
— То есть дома вы скучный?
— Я брюзга. Брюзжу по любому поводу: «Вы не закрыли шкафчик! Я что, слуга, что ли, за всеми убирать, прибирать и приводить все в порядок? Давайте и вы будете доделывать». Я так бубню, а они вздыхают: «О боже!» Вот наши вечера.
— Какой вы папа?
— С малышами было просто и весело. У нас были бурные игры. Теперь дочки старше, и я вдруг обнаружил, что мне трудно с подростками, особенно другого пола. С 13-летней дочкой поговорить особенно не получается. На вопрос «Как дела?» — она в ответ: «Нормально». И все, никаких рассказов. С мамой еще как-то, а с папой особенно не поделишься своими переживаниями.
— Папе достаточно говорить: «Какая ты замечательная и классная».
— Это я говорю. Но мне кажется, она всерьез не очень воспринимает мои похвалы.
— А вы хвалите?
— Ну если за дело, то да.
— Но можно же и за красоту похвалить.
— Тут скорее так происходит: «Перестань краситься, ты и так красивая, перестань портить себя этими своими намазками, которые твоя подружка тебе все время дает». Сейчас я уже спокойнее стал относиться к этому, но разрисовывание лица, начавшееся в 11—12 лет, мне не нравится... Эта подруга как кукол раскрашивает всех: и девочек, и мальчиков, а они и рады намалеваться.
— Вы говорили, что больше всего в жизни вас привлекает смешное и красивое.
— Да, я именно на это обращаю внимание. Я люблю естественную красоту, если говорить о женщинах.
— Что еще в мире вам кажется красивым?
— Природа, архитектура. Люди редко. Я стараюсь, чтобы их вокруг было как можно меньше. Устаю от людей. Меня редко кто восхищает.
— Расскажите об этих исключениях. Я так понимаю, среди них Перельман, портрет которого у вас сейчас напечатан на майке.
— Перельман, да. Но крут он главным образом не тем, что доказал гипотезу Пуанкаре, а тем, что отказался от денег за это доказательство. Его устраивало, что он в «Пятерочку» ходил в Купчино со своей авоськой. Аскеза. Я не думаю, что он приятный человек, но тем, насколько может быть не в струе, он меня восхищает. Тоже, по-моему, как и я, социофоб, но в значительно большей степени.
— Мне кажется, вы пропустили какую-то свою прекрасную жизнь, когда отказались от идеи поступать на программирование. Сидели бы под пальмой где-нибудь в Азии или в Норвегии на фьорде, смотрели вдаль и были свободным человеком.
— Программировать очень скучно. Усидчивость — это нормальное качество, во мне присутствующее, но не до такой степени, чтобы долго делать какую-то унылую работу. Нет, я бы не смог. В итоге меня какой-нибудь КВН затянул бы и все равно я бы пришел туда, куда пришел.
— Значит ли это, что есть судьба, предназначение?
— Видимо, есть. Но в моем случае это была цепочка выборов, я же сам принимал решение, куда подавать документы.
— Почему вы решили стать актером?
— Я выступал в школьных постановках. Они были успешными. За монолог Барона из «Скупого рыцаря» на городском конкурсе получил премию, мне было 14 лет. А перед этим весь актовый зал в школе хлопал чеховскому водевилю «Предложение», в котором я играл Ломова. Вот это меня и подкосило. Мне кажется, если человек выходит на сцену и у него получается, ему аплодируют, это сильно отравляет его. Тщеславие и желание успеха — как наркотик. Нравится нравиться.
— Какие у вас еще были увлечения?
— Я занимался цитрусоводством. Но это было вынужденно. Я-то пришел на станцию юннатов, потому что хотел с животными работать, был в своем воображении доктором Айболитом, а там свободных животных не осталось, места с хорьками были заняты. Мне достались лимоны. Я пошел с условием, что перейду к хорькам, если освободится место. Место не освобождалось, животные нравились не только мне... Но, знаете, запах возле клеток был настолько мощным, что долго бы я там не протянул. Лимоны пахнут приятнее...
— Но цитрусоводство не могло тягаться со сценой.
— Конечно! Сцена победила. Надо понимать, что в девяностые выбор актерства как профессии был очень сомнительным. Однако мысль поступить в театральный закралась в мою голову. И я попробовал. Прошел с первого раза, причем на курс при Театре Ленсовета, после которого точно обещали трудоустройство.
— Набрела на информацию, что в 16 лет при поступлении вы собирались читать отрывок про Понтия Пилата из «Мастера и Маргариты». Я это представила и улыбнулась...
— Не вы одна. Геннадий Рафаилович Тростянецкий, который сидел в комиссии, когда я сообщил, что буду читать, сказал: «Сделай вот так, — и оттопырил уши руками. — Ну какой ты Понтий Пилат?» Он заставил меня читать какое-то стихотворение, как если бы его читал Хлестаков. Меня брали как комика.
— Но в итоге в театре вы играли и играете множество серьезных ролей — трагических, драматических. Это в кино у вас в основном комедии.
— Я не особенно страдаю, не против играть комедию, если это не чепуха от кавээнщиков. Вообще, я соскучился по хорошим комедиям. А еще мне хочется чего-то остросоциального, что раньше делал Юрий Быков, снимая фильмы «Дурак» или «Майор». В такое бы кино попасть. Пока не предлагают.
— Но в жизни все возможно. В ней вообще случаются вещи из разряда чудес. У вас что-нибудь подобное было?
— Связь времен в моей жизни — вот это чудесно и удивительно. Я никогда не мог представить, что буду стоять на одной сцене со Смеховым, Любшиным и Нееловой. Я никогда не мог представить себе, что Марлен Хуциев будет вручать мне почетный приз жюри за роль в «Кабаре». А вы поймите, что Марлен Мартынович — это человек, который снимал еще «Весну на Заречной улице»! И вот такая связь поколений и времен, которая со мной случается, мне чудесна и дорога, и в этом смысле я ощущаю в себе даже какую-то ответственность за продолжение традиций и хочу перенять эстафетную палочку, может, потом кому-то удастся ее передать, о господи! Мне все время предлагают преподавать...
— Чем люди, которых вы перечислили, отличаются от людей вашего поколения?
— Неожиданный вопрос. Они отличаются в выгодную сторону: больше занимаются делом, чем тусней. Это представители другого времени, которое мне более симпатично, чем наше, когда нужно быть там, там, там, везде — и всюду успеть, и нигде по-настоящему ничего не сделать, но просто везде поуспевать: и на чужой премьере, и на своей, и тут сфотографироваться, и там в одежду какую-то нарядиться, выложить фотосессию. И чем больше тебя в информационном поле, тем твоя карьера успешнее.
— Юра Борисов не тусовщик и открытых соцсетей у него нет.
— Да, не тусовщик. Он домашний, для него важна семья. Редко куда-то ходит. Но он при своей избирательности весьма общителен. Юра простой и добрый парень, а я злой и непростой.
— Вы не раз уже сегодня назвали себя злым. В чем это проявляется?
— Меня многие вещи раздражают в нашем мироустройстве, поэтому я и злой. В нашем прекрасном парке, где я гуляю с собакой и наслаждаюсь природой, курьеры разъездили все дорожки. Все лесопарки они превратили в какую-то трассу Дакар. Раздражают бомжи, которые ломают 70-летние лиственницы и костры из них жгут. Раздражает многое. Я нетерпимый человек, вот что.
— Неравнодушный, может быть?
— Неравнодушный. И нетерпимый. Ведь можно не сразу делать замечание после того, как кто-то колесо повернул в сторону газона, а я без паузы ору: «Куда?!» И подобные реакции — это не мудро, для начала.
Я неудобный человек для многих, в том числе и для продюсеров, они не хотят со мной дружить. Даже те, кто считается с моим мнением.
— Но почему же вы в таком случае так много снимаетесь?
— Спрос!
И, кстати, не всегда мои съемки — это проекты мечты. Вы думаете, здорово полгода жизни на «Чебурашку 2» потратить? Или на какое-то продолжение продолжения? Это скучно.
— Но вы же в Сочи на съемках «Чебурашки» жили, это прекрасно.
— Я ненавижу Сочи. Вот опять! Я понимаю, как это дико звучит — «Ненавижу Сочи!». Но это правда. Не переношу этот южный рыночно-ларечный уклад жизни. Меня как будто машина времени забрасывает в подземные переходы девяностых, где вечный базар был на каждой станции метро, я терпеть это не могу. А там такой уклад до сих пор существует.
— Послушайте, Чебурашка — наше все.
— Ну, честно говоря, что там играть? После Свидригайлова, Раскольникова, Арбенина играть Лариона смешно. Там три задачи — рассердился, испугался, удивился. Детское кино, сказка.
— Самые лучшие фильмы — это детские, особенно если это «Гарри Поттер». Чтобы не отупеть, когда играешь продолжение продолжения, что вы делаете?
— Приятным бонусом к этим съемкам были экспедиции не только в Сочи, а еще и в некоторые красивые места. И в свои выходные или до съемки можно было залезть на какой-нибудь перевал Пыв или полюбоваться озером Мзы. Это красиво.
Путешествия, конечно, это хорошо. Но в первую очередь мне хочется играть интересный материал. Это у меня было важным условием, еще когда я только начинал свой путь.
— А деньги, узнаваемость?
— Ни разу. С тем, что денег не будет, я смирился еще на стадии поступления. Примеров, что артисты могут зарабатывать, в Театре Ленсовета, к которому мы относились, было всего три: Трухин, Пореченков и Хабенский — и все.
— Вам было к чему стремиться.
— Я к этому не стремился, потому что не хотел играть в ментовских сериалах.
— Но все же вы в них играли, просто не главные роли.
— Так там все питерские артисты снимаются. Другого способа подработки и не было. Приезжают какие-нибудь москвичи снимать, и тебя зовут бегать каким-нибудь эпизодическим злодеем.
— Были у вас когда-нибудь мысли: «все, ухожу из этой профессии»?
— Нет. Настолько плохо никогда не было, чтобы бросать. Но я знаю, что в моей большой фильмографии 60 картин — чепуха. Зато заработал на дачу под Питером и квартиру купил в Москве. Как-то обеспечил благосостояние ближнего круга семьи. Это для меня очень важно.
— Почему?
— У меня же голодное детство. Вернее, нищее — конец 80-х — начало 90-х годов.
— Это правда, что вы ведрами носили какие-то объедки из школы?
— Да, пищевые отходы из школьной столовой. Раньше их возили на свинофермы, а потом колхозы развалились, и отходы стали раздавать собачникам. Родители были собачниками. И вот мы со всего микрорайона с ведрами тянулись к школе в определенный момент. В ведра сбрасывали объедки. Я не понимал этих странных, почему-то сытых детей, которые не доедают кашу и пюре с мясом. Наверное, где-то на продбазах в это время работали их родители.
— Зато собачкам было хорошо.
— Собачкам было хорошо, я им даже в этом смысле завидовал, потому что мясо с пюре не всегда были в моей жизни в тот момент. Собаки спасали бюджет нашей семьи. Родители в девяностых лишились работы, а собаки требовались для охраны промзоны. Люди шли в комплекте со своими псами. У нас были служебные овчарки.
— Теперь понятно, почему у вас есть пунктики: я должен это, это...
— Не то что должен, я хочу. А родные еще и отказываются, понимаете?! Отец не хочет новую квартиру, не желает переезжать из Купчино. Все довольны какими-то малыми житейскими радостями. А мне хочется, чтобы все жили лучше, раз уж у меня есть возможность это устроить.
— А что лично вам нужно для комфорта?
— Ничего. Но в идеале — двухкомнатная квартира, где бы я мог находиться один. Одна комната — кабинет-гостиная, вторая — спальня. И чтобы меня никто не беспокоил и была возможность работать. В идеале такую квартиру иметь рядом с основной в этом же доме или в соседнем. В Александринке у меня была гримерка, где я находился совсем один, там мог учить роли. А в нашей трехкомнатной квартире нет тихого угла. У каждого ребенка по комнате, но они все равно в какой-то момент идут к тебе. И иногда очень хочется уединиться. Сейчас, когда требуется, я выхожу гулять с псом и брожу по парку. Там бормочу.
Но знаете, если вообще помечтать, то я бы хотел жить где-то в лесу в загородном доме. А в идеале — на берегу моря.
— Я представляю почему-то, что живете вы довольно аскетично. Одеваетесь наверняка в хэбэ?
— Да, мне важно только одно: чтобы было удобно. И вы угадали — чтобы все хлопчатобумажное. Я не могу синтетику носить. Мучаюсь со всеми этими художниками по костюмам и в театре, и в кино, потому что физически неприятно надевать на себя какую-то ерунду.
— Что вы обязательно берете на съемочную площадку? У многих барышень есть так называемый тревожный чемоданчик — а там подштанники с начесом, что-то от прыщей...
— Вообще, группы обеспечены всем необходимым, в том числе термобельем. Но я все равно на зимнюю съемку беру свое термобелье и стельки. У меня есть рюкзак небольшой, в котором лежит расписание на три месяца, чтобы я в любой момент мог отвечать на вопросы, можете ли вы тогда-то и тогда-то быть у нас. Все написано от руки на листах А4, чтобы я видел картину целиком, а не ежедневник листал. А еще косметичка, такая маленькая сумочка из какого-то самолета, в ней маникюрные ножницы, книпсер, зубная нить, зубная щетка, паста, расческа, беруши, чтобы можно было где угодно поспать и не слушать чужие разговоры. А еще таблетки от головной боли, потому что довольно часто у меня болит голова из-за перемены давления, которое бывает, особенно когда потепление.
— Многие считают, что артист — это не мужская профессия. Не будем углубляться в историю и рассуждать, что раньше мужчины играли все роли, в том числе и женские. У артиста весь набор, который считается женским: желание нравиться, ревность к партнеру, истеричность.
— Истеричность я бы назвал психоподвижностью, и она должна проявляться на площадке, а в жизни нет. Поэтому не вижу повода прощать артистам какие-то срывы, на которые почему-то закрывают глаза. Вы профессиональные люди или нет? Какие в этом плане могут быть прощения? Но это реальность: очень много артистов — самовлюбленные нарциссы. Зачастую именно люди, которые грешат самолюбованием, идут в эту профессию. Более того — даже становятся успешными.
— Неужели в вас совершенно нет самолюбования?
— Я не очень понимаю, чем мне любоваться-то в моем случае, я же не Кирилл Зайцев.
— Вам часто говорили, что у вас специфическая внешность?
— Мне не говорили впрямую это никогда, но от третьих лиц я слыхал. Хотя мне все равно. Я же не девочка, мне-то что переживать?
— Я слышала, вас называют нашим Пьером Ришаром, потому что вы смешной, обаятельный и умный. Приятно ведь, когда хвалят?
— Когда хвалят, приятно, а кому же неприятно? Но, кстати, я не очень люблю французскую комедию как жанр, мне английский юмор ближе. Ни разу не смеялся, когда смотрел комедии с тем же, например, многими любимым Луи де Фюнесом.
— Кто вас восхищает из мирового кинематографа?
— Не знаю. Гораздо больше советские артисты, особенно из БДТ и «Современника» в период расцвета этих театров. Борисов, Копелян, Лебедев, Басилашвили, Юрский, Евстигнеев, Ефремов, Табаков, Смоктуновский. Еще в детстве нравился Сергачев, который Кащея играл в сказке. Это, конечно, большие мастера.
— Есть у вас какие-то планы, амбиции? Вы же вряд ли просто плывете по течению и в первую очередь устраиваете комфортный быт для своей семьи.
— В данный момент именно этим я в первую очередь и занимаюсь — устраиваю комфортный быт. Я слишком долго не имел его и теперь, на пятом десятке, вынужден заниматься. Увы, иногда это приходится делать с помощью не самой интересной работы. Но все еще впереди. Для таких характерных артистов, как я, и в 60 лет большой список роскошных ролей. Стареющие красавцы и герои-любовники — кому они нужны? А у характерного артиста такая палитра персонажей в мировой драматургии! Я надеюсь, что и в кино таких ролей получу сполна, хотя там меньше шансов, чем в театре, что появится что-то большое в солидном возрасте. Правда, у Броневого случились «Простые вещи». Это так классно, что вдруг на восьмом десятке приходит грандиозная роль. Но это же не от меня зависит.
— Не страшно, что так много в профессии зависит не от вас?
— Это самое неприятное в актерстве. Ты можешь долбиться в запертые двери, стучаться головой о стену — ничего не изменится, все происходит волею случая. Счастливый случай в актерской профессии — очень важный элемент.
— Счастливый случай в вашей жизни — это что?
— Для начала это поступление в театральный институт. Дальше счастливый случай — то, что я пришелся ко двору в Александринском театре. До этого неплохо работал в Театре Ленсовета, играл главные роли, но там большой драматургии и больших режиссеров не приходило. А потом я попал в Александринку, которая была визитной карточкой российского театра, мы ездили на зарубежные гастроли по всей Евразии, работали с крупными режиссерами, в том числе и мировыми, которые ставили только мировую классику, и не было никаких проходных пьес типа «вот только вчера написали и давайте, может, поставим». А мне еще доставались главные роли. Конечно, это тоже счастливый случай — в этот момент в театре не было артистов, которые могли бы составить мне конкуренцию. Они тогда либо ушли, либо еще не пришли. Мне не понадобилось сидеть на скамейке запасных.
В кино тоже случай. Дебют произошел благодаря цепочке знакомств. Нелли Аркадьевна Бродская, старой закалки ассистент режиссера по актерам (сейчас эту должность называют кастинг-директор), пришла на зачет по речи, посмотрела, вызвала меня на пробы, режиссер утвердил на главную роль в фильм «Челябумбия». А худруком там был Сергей Снежкин. Он потом стал снимать сериал «Убойная сила», позвал меня, обрил налысо. На этой «Убойной силе» я познакомился с Сергеем Мелькумовым, продюсером. А дальше они со Снежкиным запускали «Белую гвардию», куда снова меня позвали. Там я знакомлюсь с Федором Бондарчуком, поскольку был его основным партнером. А дальше Бондарчук с Мелькумовым делают «Сталинград». И Бондарчук зовет меня туда. По роли снайпера Чванова меня многие знают. Вот такая цепь случайностей.
— Вам повезло. Кстати, не слышала, чтобы Бондарчук хвалил артиста так неистово, как вас, когда вы пришли к нему на одну из передач «Кино в деталях».
— Да? Мне кажется, он всегда добродушен к тем гостям, которых приглашает... А дальше и продюсеры начали присматриваться: «Вот, есть артист, которого Федя хвалит», — и стали как-то обращать внимание. И в комедию «Бедные люди» меня утвердили только после того, как состоялся «Сталинград». В пилоте снимался другой артист, а потом долго искали главного героя. Меня сначала туда даже не рассматривали: Жанна Кадникова, режиссер «Бедных людей», приносила мою фотографию продюсеру и автору Антону Зайцеву, но тот только после «Сталинграда» согласился вызвать меня на пробы. А приглашение в «Домашний арест» произошло потому, что авторы этого проекта видели «Бедных людей». Все связано.
— Сейчас многие занимаются спортом, правильно питаются и придерживаются ЗОЖ. Раньше среди артистов такого не наблюдалось, теперь немодно пить и кутить, все зависают в спортзале с протеиновыми коктейлями. Все в полной боевой готовности ко всем ролям — от боевика до эротики. А вы как-то специально следите за своей физической формой?
— Бегал, когда позволяло время. А теперь мое колено и поясница сказали: «Не надо бегать», — так что я только хожу. Пес мне в помощь! Конечно, этого мало. Но я и не рассчитываю, что на меня посыплются роли джеймсов бондов. И эротическую сцену мне вряд ли предложат.
— Вы так уверены, потому что у вас появились щечки и бочка?
— Нет. Я, кстати, своим дополнительным наеденным килограммам очень благодарен. Многие утверждения последних лет состоялись только потому, что я пришел к соответствию реального возраста и внешнего вида. Хорошо, когда молодо выглядишь. Но нехорошо, когда в сорок предлагают роли 20-летних. Сейчас, к счастью, я дорос до ролей отцов.
— У вас такие же проблемы, как у Стаси Милославской, она говорит: «Прекратите мне давать роли 19-летних...»
— Стася немножко преувеличивает — у нее еще есть запас некоторое время. А я реально уже дважды отец, а часто играл каких-то пацанят. Если бы я вернулся сейчас на десять килограммов назад, меня бы не утвердили во многие проекты, например в тех же «Телохранителей», где у моего героя взрослая дочь. И то Ангелина Стречина (она снималась в роли моей дочери в пилоте), когда увидела меня на съемочной площадке, спросила: «Вы мой отец?!» Я говорю: «А что тебя смущает?» Ей казалось, что я неприлично молодо выгляжу.
— Вы когда-нибудь рисковали ради съемок своим здоровьем? Может, скакали на коне под пулями?
— Пули же ненастоящие, какой риск? А вот в театре я получил серьезную травму на спектакле «Заговор чувств»: монтировщики недовезли декорацию, я повредил четырехглавую мышцу бедра, она порвалась, и натекла кровь, а надо было ехать под Новгород на съемку фильма «Перегон» Рогожкина. Там, вообще, меня трудно в кадре найти, но штука в том, что все стоят в строю довольно долго. Военное время. А у меня рана не закрылась внутренняя, кровотечение так и шло, и нога постепенно разбухла, уже и ниже колена. В итоге я не мог стоять. Меня повезли в травмпункт со смены, там наложили гипс. Я выпал из съемочного процесса на какое-то время. А потом были досъемки: прыжки из самолета. Гипс сняли, но нога не гнулась по-прежнему. Первый дубль я как-то ухитрился приземлиться лишь на одну здоровую ногу. Но фильм на пленку снимался, обязательно нужны запасные дубли — а вдруг соринка?.. И два других раза я приземлялся менее удачно, с пронзительной болью в негнущемся колене. Перед глазами все моментально побелело, как вспышка. Да и снаружи я стал белым. Но это риск не жизнью, а здоровьем.
А в «Убойной силе» меня посадили без прав за руль. На жесткую сцепку прикрепили, едем мы по узкой лесной дороге, канава с одной стороны, канава с другой стороны, а сбоку камера стоимостью как двухкомнатная квартира. Погоня! И надо играть, что ты нервно оглядываешься, а на дорогу не смотришь. Это, конечно, опасно, даже если права есть. В какой-то момент второму оператору пришлось прыгнуть с заднего сиденья и буквально выкрутить руль: если бы он этого не сделал, лежали бы мы все в кювете.
Но в целом никаких физически тяжелых задач кино мне не ставило. Ну была верховая езда, но это не как у ребят в «Тихом Доне». В «Последнем богатыре» я скачу на коне, так там просто шаг, никакого галопа. Риск только один: что лошадь тебя укусит за колено, если ослабишь вожжи.
Я предусмотрительно не рискую. Говорю: «Вам все равно, а у меня двое детей, я единственный кормилец в семье, так что, ребята, выпадать из окна будет кто-нибудь другой».
— Я правильно понимаю, что в космос, как Юлия Пересильд, вы бы не полетели?
— Меня укачивает мгновенно. Поэтому с мечтой стать космонавтом я расстался еще в возрасте десяти лет. Но если бы не укачивало, тоже не полетел бы. Все же есть мера ответственности за своих детей. Я не могу ради профессии пожертвовать всем.
И я не вижу ничего потрясающе притягательного в этом космическом путешествии. Столько на нашей планете интересного, что меня совсем не манит просто побывать в какой-то консервной банке, которая болтается вокруг Земли. Я еще не видел Южной Америки! А я бы хотел всю ее объехать, все Анды обойти. Даже в Антарктиде хотел бы побывать. Смотрел недавно фильм про нее. Конечно, довольно однообразный пейзаж, но все равно есть вещи, которых нигде в другом месте не увидишь. Ради профессии не могу всем пожертвовать.
— Что у вас в работе на этот год?
— Два фантастических фильма. Вернее, один сериал, а другой полный метр. По мотивам Стругацких и Беляева. Так что из сказки я перешел в фантастику, это, может быть, поинтереснее будет. Кроме этих проектов, надеюсь, уже наконец-то состоится третий сезон «Вампиров средней полосы», должны быть, наверное, третьи «Телохранители» и еще несколько проектов.
— В одном интервью вы говорили, что у вас страшный недосып. Вам удалось с ним справиться или это непреодолимо?
— Я выспался в новогодние праздники, но меня настигла другая напасть — выгорание, потому что приходилось делать много того, что неинтересно. Но я знаю, как снова загореться.
— Как?
— Встретить людей, которые вдохновляют. Как Шамиров.
Еще хочу премьеру на большой сцене. Я избалован большими пространствами. И главное, что подхожу под них лучше. Я такой острый и такой энергии артист, что запирать меня в коробочку камерной сцены невыгодно. Вот, жду...
— Могли бы оставить актерскую профессию и заняться чем-то другим?
— Я не хотел бы этого делать. Разве что в случае крайней нужды. У меня такая благодатная профессия, жизнь — полный пансион. И кинокорм тебе привезут, и спать уложат в вагончике, и побреют, и загримируют, а артист может даже дрыхнуть в этот момент. Да, такие избалованные ребята мы, артисты.
— Какие у вас поклонники? Кто узнает, подходит, просит сфотографироваться?
— Самые разные люди. Разброс фильмов же большой. И мужчины, и женщины всех возрастов. Родители подводят детей, потому что идентифицировали меня как Цвыря из «Последнего богатыря» или Лариона из «Чебурашки», а детям узнать меня сложнее, когда я не в гриме. Хотя случается.
— Возможно, они потом будут говорить: «Мы выросли на ваших фильмах».
— Не исключено. Так некоторые люди театра говорят: «Мы выросли на ваших спектаклях». Но сегодня дети спокойно на меня реагируют. Когда я за своими девочками прихожу в школу, нет ажитации. Одноклассники знают: это папа Алисы и Сони, артист, снимается в кино.
— Какие у девочек интересы, способности?
— Старшая здорово танцует, хотя и охладела немножко к своему хип-хопу. Сейчас ее главный интерес — общение со сверстниками, она любит гулять какими-то компаниями, не быть дома, а если и быть, то обязательно какой-нибудь кучкой. Социализация.
— Но это прекрасно, сейчас столько одиноких детей, подростков и молодежи, что это и слава богу.
— Конечно, ничего плохого я в этом не вижу, они по крайней мере отрываются от телефонов, когда друг с другом ходят. Хотя умудряются друг другу писать, даже находясь на расстоянии двух метров. Это такой вид общения. Мне принимать подобное трудно, но психологи объясняют: смиритесь, они другие и общаются иначе.
— А какие таланты у младшей дочери Алисы?
— Она очень любознательная, ей все интересно. Возможно, это благодаря тому, что она учится в частной школе с полуфинской моделью образования, где одна из целей — сохранение интереса к учебе.
— Возможно, любознательность в ней не от школы, а от вас?
— Возможно. Мне действительно многое интересно. Я интересуюсь самым разным. Если вдруг меня какая-то тема зацепила, но я не понимаю, как это работает, обязательно разбираюсь, читаю, смотрю все по теме, чтобы понять. Изучаю картину мира, что-то для себя открываю. Мне интересно и на звезды смотреть, когда я на даче, там небо очень ясное и видно всю карту звездного неба. Я вот хочу купить телескоп. Пока у меня только микроскоп.
А еще мне интересна история. Я достаю список литературы из вуза, выбираю какую-то тему, например Великую французскую революцию, и читаю, слушаю лекции и смотрю программы про нее. Хотя меня больше увлекает история своей страны. Сейчас мы с младшей дочерью делали доклад о кругосветном путешествии Крузенштерна, и я стал читать о всяких русско-тлинкитских войнах. Это завоевание русскими Америки — с Аляски и ниже, до Форт-Росса. Там территории, которые были завоеваны Российской империей. Но интересно, что мы это никак в школе не проходим. А ведь, между прочим, тоже завоевание Америки! Масштабы, правда, у нас гораздо меньше, чем у англичан, испанцев и португальцев, но тем не менее эти страницы истории присутствуют и у нас. Там шло несколько войн с местными индейскими племенами.
Еще я люблю географию и все, что связано с путешествиями.
— Это гены, ведь у вас отец топограф.
— А еще его родители — мои бабушка и дедушка.
— Меня восхищает то, как вы фотографируете природу — всяких жучков-паучков, мхи, травы, листики.
— Мне иногда пишут подписчики в соцсетях, что это терапия: «Вы — наш антистресс!» Я отвечаю: «Пользуйтесь!» Кто-то мне признается: «Я у вас все фотографии на фотообои себе забрал на телефон». Говорю: «Пожалуйста». Я же для того и выкладываю, чтобы поделиться этим с подписчиками».
— У вас довольно много подписчиков, особенно для человека, который совершенно не развивает соцсети.
— Кто эти сто тысяч человек? Хотя это неважно, я просто им рад.
— Вы счастливый человек?
— Наверное, счастливый. Иногда накатывает прямо эйфорическое состояние. И оно всегда связано с детьми. Когда к тебе подходит твой ребенок и просто обнимает, ты испытываешь счастье. Счастье — мгновения. Если в этом состоянии постоянно пребываешь, ты, наверное, идиот. Равно как и в состоянии несчастья. Долго так не протянешь. У меня все уравновешено. Поэтому, наверное, и депрессии я оставил где-то в своем 20-летии. Из-за безответной любви лежал, слезы лил. Но вены не резал, в отличие от других моих однокурсников... Нынче бывает тоскливо и скучно, но не более.
— Как спасаетесь, если вам скучно?
— В основном пережидаю, и становится поинтереснее. Ставлю все на паузу и жду. А жизнь-то все равно идет, и она меняется. Если ты не в состоянии ее поменять в данный момент, подожди, она сделает это сама.
— Какие у вас ежедневные радости, допустим, если выходной?
— Пью кофе, гуляю с собакой долго. Я хожу размеренно, а пес наматывает круги. Вечером можно выпить бокал вкусного вина и посмотреть с женой кино. Фильмы обычно предлагает Маша, потому что она следит за новостями кино, у меня нет для этого времени. А если мой свободный день и выходные детей совпали, да еще и погода хорошая, можно поехать куда-нибудь, например по ВДНХ побродить. Но только если нет никакого массового гуляния, иначе просто кошмар. Если праздник, я сразу уезжаю из города. Вот такой я непростой товарищ.
