Я обожала Лену Гремину, была поклонницей ее писательского творчества, она дарила мне свои книжки. Но как библиотекарь-библиограф по своей первой профессии я люблю рекомендовать книги и даю их почитать, многие потом не возвращаются. А с Димой Брусникиным я познакомилась, когда Маша поступила на его курс в Школу-студию МХАТ. Для студентов он был отцом родным, они с ним виделись гораздо чаще, чем с родителями, он воспитал их по-человечески.
Когда мне предложили «Троекурово», согласилась, несмотря на то что дала себе слово не увеличивать больше театральных названий, потому что едва успеваю разводить их со съемками в кино. Но начала ходить на репетиции, и мне понравилось, что пьеса в стихах и можно петь, и там есть черный юмор — один из моих любимых жанров, словом, было где развернуться. Поняла для себя: мое. И с удовольствием играю. Правда, где — большой вопрос, театр лишился помещения, здание, в котором он находился, поставили на капитальный ремонт. И Театр.doc опять переезжает.
— Почему согласились играть в «Сказках Пушкина», где лица актеров скрыты под сложным гримом, под которым трудно разглядеть мимику?
— Что значит «почему согласилась»?! Думаю, вся актерская Москва мечтала работать с Робертом Уилсоном, но на кастинг пригласили счастливчиков, в числе которых оказалась и я. Кастинг проходил в три этапа в один день. Уилсон сначала отсмотрел детей, потом мужчин и под конец женщин. Я боялась опоздать на поезд в Воронеж, где играла спектакль, мне надо было как-то изловчиться, чтобы не только победить на кастинге, но и успеть на вокзал. То есть требовалось вжарить так, чтобы Уилсону стало понятно: я его актриса.
Сначала мы кружились по репзалу, рисовали какие-то движения из тай-чи, а Роберт нас внимательно разглядывал. Потом надо было что-то спеть. Стояла зима, и я выдала на форте «Вы морозы, крещенские, лютые», прозвучало эффектно. После он попросил прочитать сонеты Шекспира. Мне дал задание прочитать с большой сцены, как народной артистке, мою подругу Наташу Павленкову попросил сделать это от имени утки. Видимо, уже прикидывал, кого мы будем играть. Восхищаюсь чувством юмора Уилсона: его три девицы под окном превратились в перезревших теток, которых моя сватья баба Бабариха никак не может выдать замуж. Здорово, что он наградил нас таким спектаклем, который играем под аплодисменты уже восемь лет.
Репетировать с Уилсоном было одно удовольствие, мы шли к нему как на праздник каждый божий день. Вокруг все крутилось с бешеной скоростью, с нами работали девять переводчиков, музыканты постоянно что-то сочиняли, иной раз просто валились от усталости на пол и лежали, потому что добраться до отеля не было сил. На примерку костюмов мы летали группами в Дюссельдорф. Немецкие гримеры обучали наших девочек, как укладываться в полтора часа, отведенные на каждого артиста. Моя так набила руку, что давно гримирует меня за час. А это грунтовка лица, это просто рисование картины. Меня Уилсон полюбил, называл My star. Однажды после репетиции подарил шоколадную белочку — не ем, храню. По ходу работы мне перепало еще две роли в спектакле, я играю Попадью, которую в итоге уводит от жадного попа Балда, и Бобриху.
Это другой взгляд на сказки Пушкина. У постановки много поклонников, хотя есть и те, кто нас ругает, считают, что мы замахнулись на святое, изуродовали «наше все». Но дети, которым не приходит в голову задаваться вопросом: «А можно ли так с классиком?» — принимают спектакль безоговорочно.
— Помню, сколько критики собрал чеховский «Иванов», где действие перенесено в сегодняшний день и где вы играете сотрудницу ЗАГСа, в качестве наставления молодым с выражением читающую стихи Эдуарда Асадова.
— Разве была критика? Не помню. Спектакль должен был ставить французский режиссер из парижского «Одеона» Люк Бонди. Я прошла у него кастинг, но он заболел, а потом умер. И на постановку пригласили Тимофея Кулябина. Для себя я открыла этого режиссера, начав репетировать, а позже посмотрела его великолепных «Трех сестер» на языке жестов. Обожаю состояние, когда во время репетиций влюбляюсь в режиссера, я тогда начинаю фонтанировать, получаю настоящий кайф от работы. Никогда не переживаю, что что-то забуду. Эту комедийную роль мы выстраивали вместе. Режиссер, слава Богу, убрал из нее все несовременное. Я накидала ему множество вариантов, как сыграть. У меня же есть еще своя клоунская маска, с двенадцати лет говорю щеками, в компаниях читаю так Асадова на бис. Но Тимофей решил: нет, будешь делать все то же самое, только без щек. И я на полном серьезе произношу этот стих как тост под неизменный хохот зрителей. Помню, был момент, когда режиссер почему-то перепугался и предложил заменить стихи Асадова на поздравления, которые печатают на открытках. Но я была категорически против и отстояла свой вариант. Сцену, в которой мой партнер, племянник по роли, брызгает на меня антистатиком, тоже придумала я. И она тоже всегда идет под аплодисменты. Для меня эта роль просто подарочная, она небольшая, но совершенно безответственная, в ней столько куража!
