— Скажите, что лично вас питает, от чего вы получаете энергию, какую музыку слушаете? Как отдыхаете, в конце концов, или покой вам только снится?
— Покой мне даже не снится. Вообще, все зависит от количества свободного времени. Вот за месяц у меня перелетов было двенадцать или больше. И я понимаю, что лежать и смотреть в потолок — это кайф, ни на что большее я не способен. Есть какие-то определенные дела, которые надо делать, но ты понимаешь, что себя нужно беречь и не заходить за ту грань, когда организм сам себя начинает жевать. Надо давать ему возможность запасать жирок, и душевный, и физический, чтобы в минус не уйти.
Если времени достаточно много, для меня отдых — природа, воздух, море, пальмы, белый пароход, вот это кайф. Активность на отдыхе зависит от степени твоей выхолощенности. Иногда приезжаешь куда-нибудь и два дня просто как труп лежишь. Восстановился немножко и на месте уже не сидишь.
И еще подпитывает окружение, твои близкие люди, с которыми ты общаешься, должны в позитиве быть, поддерживать тебя, как и ты их. Вот это такая взаимовыручка и понимание дорогого стоят.
Еще мне музыка дает энергию и правильный настрой. А музыка звучит у меня в машине почти постоянно. Еду куда-то и слушаю. Фоном звучит Андрей Батурин, у него гитара такая кайфовая. Просто космическая музыка, которую он написал для моего спектакля «ЛюБоль».
К тому же я приверженец увлечений юности. Мне как нравился Павел Кашин, так я его и слушаю до сих пор. Как Градского слушал, так и слушаю. А еще альбом «Стена» «Пинк Флойд» поставил — и по газам!
— Любите для расслабления погонять? Я смотрю, у вас новый байк появился. Или вы его мотоциклом называете?
— Мотоцикл, мотик, гусь. Но я не гоняю, я езжу. Три года назад завалился, два года не садился, но сейчас не выдержал и купил. Катаюсь потихонечку, с музыкой. Не ношусь как сумасшедший.
— Но любые мотоциклы — это риск...
— Я понимаю, что машина более защищена, а на мотике не ты, так тебя. Я все это прекрасно осознаю, поэтому стараюсь быть аккуратным. Если и отрываться на мотоциклах, то на водных, которые ныряют... Но ведь вообще доля риска существует ежеминутно, даже выход на улицу небезопасен — а вдруг кирпич на голову упадет?
Я вообще давно не рискую. И в кино трюки — это работа каскадеров. На площадке раньше отказывался от их помощи и сам делал все самые сложные трюки. А теперь и сам не подвергаю жизнь опасности, и другим своим коллегам не позволяю. Если работаю как режиссер или продюсер, заключаю со всеми актерами контракты, где прописано, что все трюки — это дело каскадеров. И еще, что артист не имеет права приезжать на съемку не только на мотоцикле, но и на своей машине. И уезжать тоже. Это не какая-то моя прихоть, не пижонские правила, я сам на эти грабли натыкался. Помню, был полувыходной день, эпизод снимали где-то в Москве, и я позвонил и сказал: «Сам приеду». Еду, и вдруг в бок моей машины врезается какой-то крендель. Любая подобная случайность слишком дорого стоит.
И еще в контракте прошу прописывать, что артист должен соблюдать свой психоэмоциональный уровень, стараться не ввязываться в какие-то истории, которые могли бы нарушить его самочувствие, и так далее. А то всякое бывает: слово за слово, конфликт, и на следующий день артист не выходит... Вообще, как подсказывает опыт, самый большой риск — это отношения между людьми...
— Вы когда-нибудь были не в состоянии выйти на площадку или на сцену?
— Когда попадал в больницу. Но если ты можешь выползти на сцену или на площадку хотя бы полумертвым, это нужно сделать. У нас в театре артисты играли при любых обстоятельствах, даже когда близкие люди погибали. У них было шоковое состояние, такой эмоциональный взрыв, когда ничего не соображаешь. У меня такого, к счастью, не случалось. Но я играл «Юнону и Авось» со сломанным носом. Были моменты, когда чуть ли не на костылях доходил до театра и отыгрывал на заморозке. Но вообще я уже стараюсь себя беречь. Хочется пожить. Очень уж это интересно. Чем меньше времени остается, тем больше ты это время ценишь.
