— Я не обвиняю вас во всеядности. Мне казалось, это какая-то особая актерская тактика, что-то типа тренировки, как контрастный душ для сосудов, когда чередуется холодная и горячая вода. Это я так себе объясняю.
— Совершенно точно, тренировка. И я своему сыну Кириллу говорю: «Нет проходной работы. Даже на маленьком отрезке попробуй найти для себя что-то новое и увидеть: а, вот, я еще так могу. Я тренируюсь, я дрессируюсь в любой работе. Даже в каком-то легком комедийном жанре, зная, что впереди у меня какая-то серьезная история, нахожу моменты, где решаю: попробую-ка я, пускай чуть легче, но этот кусок так сыграть. Это моя кухня. Я ее не буду выдавать, потому что пока еще тщеславный человек. Зачем, чтобы кто-то из молодежи прочитал и стал таким же даровитым, как я?
— Вся страна смотрела «Осторожно, модерн!» и хохотала вместе с вами. И вдруг появилось «Чистилище», в котором вы играли чеченского полевого командира, страшная роль, кто видел — не может забыть. Мне кажется, это был такой первый шокировавший публику резкий переход, когда вы ломали свой привычный образ.
— Я бы с огромным удовольствием сыграл в «Схватке» с Аль Пачино, но играю то, что предложили. Это моя работа. И я об этом мечтал. Я мечтал быть актером или разведчиком. Слава Богу, что не стал разведчиком, сейчас бы полз где-нибудь с винтовкой.
Я не мог себе позволить пренебрегать какими-то предложениями в начале пути. У меня не было выбора, у меня папа из Средней Азии, мама учительница, поэтому все, что я имею, я имею адским, гадским, тяжелым трудом. Только сейчас чуть-чуть остановился и хотя бы попытался оглянуться: что я, старый, натворил. Только сейчас я пытаюсь притормозить. Но, к счастью, наша держава подкидывает мне ситуации, говорящие: «Стоп, рано еще тормозить, давай, двигайся вперед, теперь думай, как выжить. Снова думай, как выжить. Ты думал об этом тридцать лет назад, нет, старик, рановато, давай-ка, еще напрягись».
