Со времени их расставания прошло уже почти два года. И, черт возьми, он совсем неплохо провел их... Пара-тройка веселых романов с милыми девушками. Да и посерьезнее кое-что тоже было. Да-да, намного серьезнее, чем их с Атей поцелуи в парадном!
Да что там говорить, он и письма-то Атины сжег еще прошлой осенью. Чтобы уж ничего, ничего на осталось. А через несколько дней, будто по волшебству, встретил ее саму на какой-то студенческой вечеринке, на которые оба раньше никогда не ходили.
Они поболтали о друзьях детства, рассказали друг другу про Европу, в которой оба успели побывать. От зала Дворянского собрания, где устраивали вечеринку, до дома, где Маша и Атя, как когда-то и планировали, жили теперь вместе, было минуты три. Он даже пальто не надевал. А вернувшись обратно в гремевший музыкой зал, просто не смог там оставаться — решительно нечем было дышать без Ати...
Господи, неужели и в самом деле все? Что же за тяжелая весна нынче... Мама так страшно больна. А теперь еще эта Атина помолвка.
— Что значит ты не поедешь? Атя, ты с ума сошла...
— Я же сказала, Маша! Извинись за меня перед родными господина Сергеева, скажи, что я заболела.
— Да уж, похоже, ты и в самом деле больна.
Раздосадованная Мария Карловна захлопнула дверь в комнату сестры и пошла в свою спальню — отдать распоряжение горничной по поводу вечернего отъезда в Москву. У Маши накопились там кое-какие дела. Да и господин Сергеев, бывший москвичом, настойчиво звал невесту познакомиться с его родными. Атя даже специально новое платье заказала. И вот теперь это безапелляционное «Не поеду!»
На пороге спальни Маша вдруг резко остановилась. В голове вдруг всплыл вечер недельной давности. Неожиданно зашел сам не свой, осунувшийся, с покрасневшими глазами Шура Бенуа. Несколькими днями раньше умерла Камилла Альбертовна, и у Маши просто духу не хватило быть неласковой с этим совершенно потерявшимся от горя юношей. Атя тоже была дома. Кажется, они с Шурой с час просидели одни в гостиной, пока Маша с другими гостями пили в столовой чай...
От догадки, молнией промелькнувшей в голове, Маша на мгновение приросла к полу. Неужели опять? После стольких усилий родных, только и думавших, как бы получше устроить милую Атечку? Нет, она немедленно потребует объяснений! Но бросившись обратно в комнату сестры, Маша уже не застала там Ати, успев только услыхать дробь каблучков из передней и стук входной двери.
«Господи, до чего же холодно!» — похлопав себя по плечам, Шура с завистью покосился на огромные валенки на ногах дворника, сгребавшего снег. И, смеясь, потер Атин покрасневший нос своей варежкой. Выглядели оба как отступавшие восемьдесят лет назад из Москвы французы: с ног до головы обвязанные шарфами, башлыками и шалями. Увы, предательски легкие ботинки сводили все это утепление на нет: выдержать без валенок больше тридцати минут на заледеневшей улице было решительно невозможно. Пойти же после окончания Шуриных университетских занятий и Атиного рабочего дня в конторе железных дорог оказалось попросту некуда. Узнав, из-за кого младшая сестра расторгла завидную помолвку, возмущенная до глубины души Маша решительно заявила, что ноги Шуриной больше в их доме не будет. Стоило ли удивляться, что ее примеру немедленно последовали и раздосадованные Атины родители. Ходить же в дом Бенуа после Машиного развода Атя считала невозможным...
