Желая любой ценой прервать тяготивший ее разговор, Атя обвила руками шею сестры:
— Ну, полно обо мне, Маша. У тебя-то как?
— Осенью мы с Альбертом должны разъехаться, потом подадим на развод.
По той боли, что промелькнула в глазах сестры, Атя поняла: хотя Маша давно уже смирилась с разладом в своей семье, хотя даже в собственной квартире они все приспособили для того, чтобы жить почти не встречаясь, этот последний шаг на пути к окончательному разрыву давался ей нелегко.
— Но послушай, Маша, разве ничего уже нельзя поправить?
— Поправить? Что можно поправить, после того как пятнадцать лет подряд твой муж в каждой гостиной флиртует с какой-нибудь новой смазливой мордашкой? Когда...
— Но ведь ты и сама...
— Сама? А что мне оставалось делать? Ждать, пока превращусь в старуху?
Маша отвернулась, смахнув брызнувшие из глаз слезы:
— Нет, решено. Когда все закончится, ты, если захочешь, сможешь жить у меня. Вряд ли после моего развода с Альбертом Шура станет бывать у меня часто. И для тебя это будет очень кстати... — и хитро улыбнувшись сестре, Маша, подмигнула, — Будем обе «девушки на выданье»! Мы ведь с тобой красавицы. Так что без женихов не останемся, — уже со смехом закончила она, обнимая за талию и подтаскивая к зеркалу удивительно похожую на нее Атю.
«А где же колечко ваше, барин? Аль потеряли?» — ставя на стол самовар, Степанида, на правах бывшей Шуриной кормилицы позволявшая себе с ним немалую фамильярность, притворно сокрушаясь, покачала головой.
Увидев, как внезапно вспыхнувший сын убрал под стол руку, Камилла Альбертовна незаметно погрозила Степаниде пальцем. Не надо лишний раз смущать Шурика, он и так последние дни сам не свой. Но от сердца у нее все же отлегло. Значит то, о чем ей по секрету рассказал Альберт, и в самом деле правда: Атя с Шурой расстались. Ну конечно, как она раньше сама не догадалась! Ведь иначе Шурик никогда бы не снял с пальца перстень — три года назад он ей все уши прожужжал, рассказывая, как они с Атей выбирали друг другу в подарок колечки с камнями «своего» месяца.
Ну что ж, вот все и улеглось, кажется... Вчера Альберт объявил родителям, что сразу после развода с Марией Карловной намерен вновь жениться — на молоденькой художнице Марии Шпак. Ну а Шуринька, кажется, не шутя приналег на учебу. Даст бог, в университет осенью все же поступит. И их долгим и непростым взаимоотношениям с семьей Кинд придет незаметный и спокойный конец...
— Так что можешь поздравить Атю, думаю, к концу года они с господином Сергеевым обвенчаются, — Мария Карловна протянула бывшему деверю фотокарточку.
Шура вымучил из себя улыбку и чуть дольше, чем, наверное, следовало, задержал в руке кусочек картона. Светлые волосы, приятное лицо с крупными чертами, глаза тоже светлые, наверное, серые или скорее стальные, каковые и положено иметь волевому, серьезному человеку. Попытался представить, как Атя в подвенечных кружевах сходит под руку с этим господином по церковному крыльцу.
— Что ж, передайте Ате... гм... Анне Карловне мои поздравления...
Для приличия посидев в гостях у бывшей невестки еще минут десять, он заторопился домой. Выйдя на улицу, с силой втянул носом воздух, попытался успокоиться... Черт, и зачем его только понесло сегодня к Марии Карловне? Впрочем, какая разница? Рано или поздно известие об Атиной помолвке все равно дошло бы до него...
