Васнецов разрывался между дружбой и принципами, между семьей и работой, между долгом перед подрядчиками, призывавшим его наилучшим образом закончить работы в соборе, и новым вдохновением, властно звавшим вперед, как к новым замыслам, так и к старым, все еще неоконченным работам. И в первую очередь к «Богатырям».
Полотно это, задуманное еще в ранней молодости, уже почти два десятка лет никак не отпускало. Даже в Киев в съемную квартиру он привез его с собой, стараясь иногда улучить минуту, чтобы поработать над картиной. Увы, закончить работу, шедшую урывками, никак не удавалось. Эх, поставить бы полотно в просторной светлой мастерской с высоким потолком, отворить окно, услышать, как поют птицы, как шелестит листва... Почувствовать вокруг тот простор, волю, седую старину, которую он так силится воплотить! Дом, дом, свой собственный... Тот, в котором жизнь потечет по его правилам, в котором не будет никакой неправды. В этой мечте, как в волшебном источнике, черпал он силы, когда становилось невмоготу.
Место выбрал давным-давно. Выйдя как-то от Мамонтовых с Садовой, он вдруг, подчиняясь странному порыву, свернул не вправо к себе в тогдашнюю квартиру в Демидовском переулке, а влево — к Самотеке, и взобравшись на горку, остановился среди маленьких домишек, окруженных садами. Глянул вдаль: Москва как на ладони. Вот бы где построиться. Вроде деревня, а на самом деле столица: до Кремля пешком дойти можно. И тут же одернул себя: «Ишь чего надумал — строиться! Думай лучше, как часы из заклада выкупить». Серебряные часы Виктора Михайловича были в их доме вроде палочки-выручалочки: когда в гонорарах случался пробел, они отправлялись в ломбард, когда все шло более-менее благополучно — возвращались оттуда.
И все же настал момент, когда давняя заветная мечта стала постепенно обретать плоть и кровь. После первых удачных росписей, выполненных Виктором Михайловичем в Киеве, и отказа ряда других художников принять участие в проекте объем работ, возложенных на Васнецова, был серьезно увеличен, а вместе с ним выросла и сумма гонорара. К тому же Павел Михайлович Третьяков изъявил желание приобрести для своей галереи эскизы киевских росписей. На часть полученных за них денег и был куплен просторный участок с садом в районе Мещанских улиц.
