— Что ты время теряешь, все равно меня утвердят!
Говорю:
— Понимаю. Но все-таки схожу.
И вдруг утверждают меня! Испытал радость и ужас одновременно. Судите сами. Съемки восемь месяцев. Главный герой. Из кадра в кадр с огромными монологами. Подробные по полдня репетиции. Присутствуют артисты, режиссер и Петр Катаев — любимый оператор Татьяны Михайловны. Она спрашивает:
— Петечка, ты посмотрел мизансцену?
— Да, — отвечает, — теперь надо пройтись по точечкам.
— Вадим, пройди быстро, — обращается Лиознова уже ко мне.
Прохожу «быстренько». И — о ужас!
— Что это такое?! — гремит Лиознова. — Что за отношение к профессии? Непозволительно!
— Но вы же сказали «быстренько».
— Не имеет значения — играть надо как в последний раз! — Играю «как в последний». Она снова недовольна: — Сейчас на репетиции бездумно выплеснешь всю органику и ничего не останется для кино!
Не знаешь, чего ждать в следующую минуту: а может, она нарочно доводила? Ведь играл драматурга на грани сумасшествия. После очередного выплеска Татьяны Михайловны чувствовал, что сам становлюсь душевнобольным, а седые волосы стали появляться уже не только благодаря гриму.
Картина была готова, смонтирована. В СССР еще показать не успели, а уже пригласили на творческие встречи в дружественную ГДР. Представлять ленту отправились мы с Татьяной Михайловной. Жена отвезла нас в аэропорт.
Я прежде не бывал за границей: ходил глазел. Лиознова оставалась в гостинице. По одному из местных кабельных каналов крутили нашу картину, и она смотрела. Отправились на очередную творческую встречу на север Германии. В машине Татьяна Михайловна полдороги молчала и вдруг с горечью произнесла: «Я совсем не то сняла, о чем пьеса. Это комедия абсурда — а я сделала всерьез». С нами ехал сопровождающий из посольства. Я к тому времени уже был известным артистом. Он меня расспрашивал о ВГИКе, о кино, я отвечал, а Лиознова то и дело бросала в мой адрес: «Кому это интересно?! Что ты несешь?!»
Вернулись в Москву. Моя Галя встречала в аэропорту. Ехали в гробовой тишине — режиссер сухо пресекала любые попытки завязать диалог. Довезли ее до дома на улице Алабяна. Лиознова молча взяла свою сумку и вышла из машины, даже не попрощавшись.
Долго не общались. Хотя я пытался, звонил... «Чего тебе? — отвечала. — У меня все хорошо». И бросала трубку. Год после этого не звонишь, наберешь — снова натыкаешься на стену. И я звонить перестал. Так вышло, что фильм «Конец света с последующим симпозиумом» оказался последним в ее творческой биографии — на телевидении показали один-единственный раз. Да, возможно, не самая лучшая ее работа — но все равно фильм большого мастера. Однако грянула перестройка и мэтров отечественного кино начали вовсю гнобить. Кулиджанова сняли с поста первого секретаря Союза кинематографистов. Картину Лиозновой размазали в прессе. Она попыталась оправдаться в одном из интервью: мол, большая ошибка картины — это выбор главного героя.
Прошло много лет. В 2004-м позвонили с телевидения:
— Снимаем юбилей Лиозновой и хотим собрать ее учеников, приходите.
Удивился:
— Мы давно не общаемся, и я не уверен, что она будет рада меня видеть.
— Татьяна Михайловна сама попросила, чтобы вас пригласили, — ответила редактор.
Съемки проходили в ресторане гостиницы «Советская». Всюду камеры. Кто-то сообщил, что Лиознова уже подъезжает. Все та же редактор сказала, что у Татьяны Михайловны плохо с ногами: «Она просила, чтобы вы встретили ее у машины и помогли пройти в зал».
Я спустился к машине, открыл дверь, помог выйти. Обнялись. Думаю: сволочь я со своей гордыней! Должен был настаивать на общении, не хочет разговаривать по телефону — ехать к ней домой. Зная непростой ее характер и помня, сколько она для меня сделала: пестовала, воспитывала... Она же как родитель. На маму же не обижаются. В последние годы довольно часто заезжал. Татьяна Михайловна тяжело болела, почти не ходила, ужасно стеснялась своей немощности.
