— Благодетель вернулся!
Видимо, я был похож на настоящего Соловьева, хотя портреты были у нас только черно-белые. Наклонился:
— Встань, маманя, — откуда слово-то такое пришло?
Тут дедок выступил:
— Точно он, Иван Николаевич так матушку свою называл.
И у меня возникло ощущение, что Соловьев хороший человек, раз его так помнят, именно таким его надо сыграть.
Съемки проходили в Хакасии. Там у меня разорвался аппендикс, перитонит начался. Позвонили в районную больницу — и сразу под нож, хирург страшно боялся, что начнется заражение крови.
Через неделю упросил отпустить на последнюю съемку, а там трюк: я должен прыгать через забор. Смотрю, стоит одетый как я и похожий на меня парень.
— Это кто? — спрашиваю.
— Дублер будет прыгать вместо вас.
— Еще чего! — Поворачиваюсь к оператору: — Давай снимать, только учти, больше одного дубля не гарантирую.
— Сам будешь прыгать?!
— Не я, а Соловьев.
И ка-ак сиганул через забор! Для меня же это привычное дело: в Вартемягах мы с мальчишками соревновались, кто быстрее с разбегу через забор перемахнет. Так что умение пригодилось.
Очень ценю фильм «Принц и нищий» Вадима Гаузнера. В театре у нас такой спектакль шел, инсценировку сделал актер Леша Яковлев. В картину из всех участвовавших в спектакле актеров почему-то взяли только меня. Я работал с блестящими коллегами — Майей Булгаковой, Толей Солоницыным, Быковым. Ролан очень меня ревновал к роли. Подошел как-то:
— Старик, если бы я снимал этот фильм, фиг бы ты Майлса Гендона играл! Себе роль забрал бы.
— Но снимаешь не ты, что поделать, родной, — улыбнулся ему в ответ.
Другая история интересная — «Колесо любви». К слову, первая главная роль Миши Пореченкова. Помню, отпуск начался в театре, иду по «Ленфильму», навстречу — режиссер Эрнест Ясан. «Ваня, ну-ка пойдем в гримерную. Не могу для фильма грузина найти, а ты здорово рассказываешь грузинские анекдоты!» В комнате — две молодые гримерши. Прошу девиц: «Стригите под ноль, вон, вижу у вас длинные тонкие усы, режьте на две части и брови клейте как у Брежнева». Борода у меня имелась своя. Загримировали, выходим с Эрнестом в коридор, мимо пробегает закадычный друг Петя Шелохонов и спрашивает режиссера: «Что, нашел грузина наконец?» Думаю: «Разыгрывает, что ли?!» Он обращается ко мне:
— Вы из какого города?
— Из Тифлиса. А вы по-прежнему в Комиссаржевке служите? — спрашиваю с акцентом.
Он пригляделся и захохотал:
— Ванька!
После такого успеха ни одна дирекция мою кандидатуру запретить не могла!
— В театре вы реализованы больше, чем в кино. Мне кажется, режиссеры вас недооценили и мало использовали.
— Что теперь делать?! Время ушло. Почти и не зовут. Как-то с Алексеем Учителем встретились, он спросил: «Говорят, ты не снимаешься больше?» Я плечами пожал. Предложил роль в «Сентенции», которая скоро появится на экране. Фильм очень интересный — о последних годах жизни Варлама Шаламова.
Сниматься я люблю. Стараюсь внести элемент полной достоверности, чтобы был не абы как мелькнувший персонаж, а запомнился зрителю чем-то особенным. Как-то предложили сыграть генерала милиции в отставке, увещевающего внука не увольняться из органов. Съемки проходили в реальном отделении милиции. Сидят начальник, его помощник, «внук» мой стоит. И началось: мол, здравствуйте, товарищ генерал, проходите, садитесь... Я разозлился:
— Все это лишние слова, где сценарист?
— Сценарист не бывает на площадке. Что случилось?
— Текст дерьмо. Давайте быстро переделаем, — я уже в образ вошел, от лица генерала разговариваю.
Парень подходит.
— Ты кто? — спрашиваю.
— Режиссер.
— Отойди в сторонку, сынок, дай оператору поработать.
Включили камеру. Стучу в дверь.
— Войдите. — Потом снова: — Товарищ генерал, товарищ генерал, проходите, садитесь...
Я им:
— Короче, мужики, на Монетном дворе фальшивые ассигнации производят. Вас туда не пустят, но по этой бумаге... — достаю из внутреннего кармана документ, — пройдете. Все!
Пум! — пальцем в живот «внуку» — и вышел. На площадке тишина. Потом хохот и голос молодого режиссера: «Снято». Моему генералу тут же дали кликуху «Короче». И уже другой режиссер сериала «Опергруппа 2» мне докладывает:
— Дядя Ваня, про тебя снимут четыре серии. Будешь в центре внимания, в сауне...
Я смекнул, в чем дело.
— Стоп-стоп, — говорю, — объяви своему начальству, что оборотня в погонах играть не буду.
— Почему?
— Потому что есть генералы, с которыми я знаком, это порядочные люди, и я не хочу позорить мундир офицера.
Режиссер расстроился, через полтора месяца звонит: «Дядя Ваня, сценарий переделали. Ты не оборотень, ты нормальный мужик». На это согласился. Мои серии называются «Швед под Выборгом».
— Младшие товарищи называют вас дядей Ваней. Почему не Иваном Ивановичем?
— Есть такая традиция в театре. Великого Константина Варламова в Александринке называли дядей Костей. У нас в театре служили двое Боярских — Мишины отец и дядя. Так вот, старший, Сергей Александрович, был Серегой, а Николай Александрович, который воевал, имел два ордена Славы и медаль «За отвагу», был для всех дядей Колей, хотя и моложе Сергея. «Дядя» — знак особого уважения.
