На здоровье Андрей никогда не жаловался, впрочем, как и на все остальное. Напротив, любил пошутить: мол, мотор у него хороший, жаль, тормоза слабоваты. После вскрытия мне сказали, что сердце его было как тряпочка. Не таким уж и сильным оказался мотор…
Он очень рано ушел. 49 лет — это ведь так мало! В последние годы пришли и слава, и признание. Актерские работы в картинах «Олигарх», «72 метра» очень сильны, но сколько не успел!
Сколько мог бы!..
Как-то так вышло, что от общения с ним чувств осталось больше, чем слов. Поэтому даже не знаю, смогу ли рассказать свою историю с Андреем Краско... Пусть это станет запоздалым признанием, но все же, несмотря на многие годы, проведенные отдельно друг от друга, других людей, которых тоже было немало, и тот факт, что Андрей покинул мир несколько лет назад, часть моей души все еще принадлежит только ему. Она просто не смогла стать чьей-то еще.
…Моя мама работала режиссером дубляжа, как и я сейчас. Считалась одним из лучших специалистов в Польше. Много сотрудничала с Анджеем Вайдой, они еще с Лодзинской киношколы дружили.
Поэтому в том, что моя судьба так или иначе будет связана с кинематографом, никто не сомневался. В 1978 году я оказалась в СССР, поступила на факультет режиссуры в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Андрей учился там же, только на актерском факультете и на четвертом курсе.
Будущих режиссеров задействовали в дипломных постановках будущих актеров, чтобы мы смотрели со стороны, предлагали решения и так далее. Я же иностранка и очень мало тогда еще знала по-русски, поэтому активного участия в творческом процессе принимать не могла. Решили сделать меня осветителем.
Из-за того что я излишне старалась вслушиваться в незнакомые слова, сосредотачивалась, первая встреча с Андреем вышла не очень. Он меня ужасно напугал.
Я сидела на сцене, а он выскочил прямо передо мной и скорчил рожу: «Привет!» «Придурок какой-то», — решила про себя я. Да, значение слова «придурок» я уже успела откуда-то узнать… Оказалось, совсем нет! Он очень обо мне заботился, жалел. Думал: а вдруг мне будет холодно или я захочу пить, потому что долго придется стоять возле прожекторов. Велел не садиться под окном — сквозняк, бронхит… Андрея очень интересовало все необычное, и я, вероятно, привлекла его внимание как полька. Советские люди тогда еще очень редко выезжали за рубеж, ну и, конечно, было любопытно — как там, в других странах? Чем соседи отличаются от них самих? Русские, особенно те, кто имеет отношение к творчеству, вообще весьма пытливые люди. Говоря «русские», я имею в виду носителей языка, культуры, а не национальность. Для меня Окуджава, к примеру, абсолютно русский!
Мы с Булатом случайно познакомились еще до моего поступления в театральный, в поезде.
Он так же, как и Андрей, очень живо интересовался жизнью за границей. Окуджаву впервые, если правильно помню, после долгого запрета выпустили во Францию, а я ехала в Париж работать няней. Следующий за нами вагон в Западном Берлине оказался неисправен, наш вагон тоже отцепили и всех оттащили на запасной путь. До Франции добирались на 12 часов дольше, чем обычно!
Я была знакома с творчеством Булата, мне нравились его песни. «Ах, Арбат, мой Арбат…» пела половина Польши. Он спросил, откуда я так хорошо знаю русский язык. Едва справившись с волнением, начала объяснять. По сути, ему и не с кем было больше поговорить, а пообщаться, видно, хотелось — мы же всю ночь на запасных путях проторчали!
