Правда те люди, которые воспользовались ее бедой и оккупировали роскошную квартиру, оставили ей одну комнатушку, там меня и приютила эта чудесная женщина — красивая, яркая, умная. Вот тут со мной и произошла история в духе «Зулейха открывает глаза», к счастью, не в тех местах, где происходит действие романа.
К тому же когда я работала в ТЮЗе, Мика Ардова, моя подруга, замечательная актриса и партнерша по бесконечным пионерам, зайцам, поросятам (если не путаю, мы вместе играли и куриные ноги избушки Бабы-яги), привела меня в дом своего мужа — Бори Ардова. Чудесный московский хлебосольный дом, в котором сложилась потрясающая среда — интеллигентная и в общем-то диссидентская.
Там бывала Анна Андреевна Ахматова, подруга Бориной мамы Нины Антоновны Ольшевской, там иногда появлялся Иосиф Бродский, приходили поэты, журналисты, писатели — друзья хозяина дома Виктора Ефимовича Ардова и младшего поколения — Алеши, Бори и Миши. Леша Баталов, сын Нины Антоновны от первого брака, тогда уже был знаменит, Боря, тоже талантливый актер, работал в «Современнике», Миша Ардов — яркий, остроумный, одаренный — потом стал священником.
Эта среда талантливых свободных людей питала и воспитывала, согревала и образовывала меня. А я играла себе поросят, зайцев, кур...
— Возникало чувство, что годы уходят, а вы застряли в ТЮЗе?
— Мы же, актеры, очень зависимы от того, кто наш режиссер, кто художественный руководитель. Неважно — ТЮЗ это или МХАТ. В наш ТЮЗ пришел очень интересный режиссер Павел Хомский — за несколько лет театр ожил, появились интересные спектакли, хорошие авторы. Но как только он ушел в Театр имени Моссовета, на смену ему назначили человека совсем другого уровня. Не стоит о нем вспоминать. Его как-то смыло довольно быстро. Если бы тогда знала, что есть надежда, что в театр придут режиссеры Генриетта Яновская и Кама Гинкас, с которыми я дружила, когда они жили в Питере, моя жизнь, может, сложилась бы иначе.
— Шестнадцать лет в детском театре вам что-то дали?
— Наверное, но мне сейчас трудно судить. Роли животных, пионеров, куриных ног — это опыт, иногда опасный, тем более что я играла по тридцать пять спектаклей в месяц, иногда два-три в день. В результате набираешься штампов, от которых трудно потом избавиться.
Когда пришла в «Современник», попросила Галину Борисовну Волчек: «Пожалуйста, помогите мне забыть прежние роли». Помогла — я стала играть старушек. Мне было тридцать восемь лет.
