Что делать? Наверняка у телекомпании была своя «крыша», но обращаться к начальству за помощью не хотелось. Ладно, просто скажут: «Разбирайся сам», а если уволят? На что мы с мамой, которая осталась без работы, будем жить?
Через несколько часов снова приезжаю в аэропорт. Стараясь быть незаметным, выдергиваю подопечных из толпы прилетевших, закоулками веду к ожидающему на стоянке икарусу. Рассадив всех по местам, вижу, как прямо на меня бегут мужики, с которыми недавно имел разговор. Влетев в салон, командую водителю: «По газам!» Автобус срывается с места, и за ним тут же пристраивается несколько легковушек. Гонятся, по очереди пытаясь прижать к обочине, — только с икарусом этот фокус не проходит. В конце концов наш опытный и бесстрашный водитель легонько бортанул одну из машин преследователей — автомобиль улетел в кювет и погоня прекратилась. Теперь без доклада начальству не обошлось — икарусу требовался косметический ремонт. Наверху проблему разрешили, и больше меня никто не доставал.
К моменту второго штурма театрального института я уже жил один. Мама, устав от поисков работы и безденежья, продала себя в рабство. В те годы наши бывшие соотечественники, осевшие в Америке, организовали бизнес: через оставшихся в Союзе знакомых находили тех, кто готов работать за океаном сиделками, няньками, горничными, устраивали с ними, будто с родственниками, оживленную переписку, потом присылали вызов. Само собой, в американских консульствах знали о фиктивной схеме и в девяноста девяти случаях из ста отказывали в гостевой визе. Одному из сотни везло — и мама оказалась в числе счастливчиков. Заокеанские «бизнесмены» оплатили ей визу и купили билет в один конец. Улетая, мама знала, что пока не будут покрыты расходы хозяина, придется работать бесплатно. И все-таки надеялась, что через полгода — максимум через год сможет присылать мне немного денег.
Удивительно, но совершенно не веря в меня как в творческую единицу, мама была абсолютно убеждена, что оставшись один, не натворю глупостей, не пойду по кривой дорожке, словом, не пропаду. Я на самом деле был самостоятельным парнем: с шести лет ездил один через весь Питер на репетиции в «Радугу», сам добирался до вокзалов и аэропорта, когда ансамбль отправлялся на гастроли, в восемнадцать лет получал на ТВ столько, сколько мама с ее высшим экономическим не зарабатывала даже в самые благополучные времена.
Осень 1992 года встретил вольнослушателем актерского факультета ЛГИТМиКа. Попасть сразу в студенты не получилось из-за мастера курса Ирины Борисовны Малочевской. Это имя известно узкому кругу — многие годы педагог пребывала в тени Товстоногова. Великий Гога приезжал в институт только по понедельникам — преподавал режиссуру, в остальные дни образовательным процессом рулила Ирина Борисовна. Георгий Александрович умер, когда его последние студенты учились на третьем курсе, Малочевская довела их до выпуска, а потом набрала нас.
Видеть меня в числе учеников Ирина Борисовна категорически не хотела, даже на статус вольнослушателя согласилась скрепя сердце. Причину я понял не сразу, а спустя несколько лет, когда уже начал сниматься.
Чем отличаются женщины от мужчин, когда речь заходит о совместном деле? «Дяденькам» важно, чтобы вы хорошо выполняли свою работу, а ваши внешность и степень сексуальной привлекательности не имеют значения. У «тетенек» все иначе, в чем не раз убеждался. Есть, скажем, кастинг-директор, у которой я никогда не буду сниматься — и не потому что плохой актер, просто как мужик ей не нравлюсь. Я рыженький, уже лысенький, а она любит черненьких и кучерявых. Однажды попросился к ней в агентство и получил отказ. А вскоре узнал, что буквально в тот же день кастинг-директор взяла под крыло моего хорошего знакомого, у которого фильмография куда пожиже. Подумал тогда: «Нет, дело тут не в профессиональных данных». Открываю сайт агентства, смотрю фотографии — все актеры похожи на ее мужа: черные, кучерявые, носатые. Вздохнул: «Да, в этот портретный ряд совершенно не вписываюсь...»
