— Алла Сергеевна, что было раньше: ваш интерес к древнегреческой трагедии или предложение сыграть такую роль?
— Любимова в театре тогда не было, а Эфрос еще не появился. И возник Роман Виктюк с идеей сделать спектакль «Кто боится Вирджинии Вульф?». Но я терпеть не могу играть роли, уже блестяще сыгранные другими актерами. Лучше к ним не прикасаться. Ни к пьесе «Трамвай «Желание», в экранизации которой гениально сыграла Вивьен Ли, ни к Вирджинии Вульф после Элизабет Тейлор. Тем не менее мы стали репетировать, но все это было хило и, по-моему, никому не интересно — а в первую очередь мне. И я предложила Виктюку «Федру» Цветаевой. Он прочитал и сказал: «Алюнечка, я ничего не понял!» Рука на писательство у меня была набита, и я сделала адаптацию — сократила пьесу, убрав куски, не подходящие для сцены... Репетировали года два. С «Федры» все и началось.
Мои партнеры на репетициях этого спектакля менялись как перчатки, потому что невозможно было найти Ипполита. Все красивые мальчики Москвы прошли пробы на эту роль! Пока не возник Алеша Серебряков — красоты немыслимой, с голубыми глазами и атлетической фигурой. Позже появился и Дима Певцов. На роль Тезея пригласили Мариса Лиепу. Он репетировал потрясающе. Это была такая мощь! Уставший гений... Но Марис не сыграл — заболел. На роль ввели Сергея Векслера. Сначала мы пытались работать в классическом драматическом ключе. Нашей пластикой тогда занимался Валентин Гнеушев. Достаточно долго с ним репетировали — и чисто физически он нас хорошо размял. Я, никогда не делавшая даже утреннюю зарядку, сильно похудела и смогла выполнять какие-то немыслимые кувырки. Потом на репетиции стала приходить Алла Сигалова — тоже что-то подсказывала. Заглядывал поэт Дмитрий Пригов — мы не знали, как надо читать цветаевский текст. И он показывал — по-своему «кричал» ее стихи. В то время на гастроли в Ленинград приехал Морис Бежар — ему не разрешили выступать в Большом театре. И наши мальчики — Серебряков, Певцов и Виктюк — поехали «на Бежара». За кулисами познакомились с премьером труппы Хорхе Донном, пригласили его к нам. И он приехал! Помню, Хорхе Донн показывал нам какие-то свои номера под магнитофонные записи. В общем, за два года через наш танцевальный класс кто только не прошел! И наконец возник кубинский балетмейстер Альберто Алонсо, когда-то поставивший «Кармен» для Майи Плисецкой. Он приехал в Москву работать с труппой Касаткиной и Василева, и ему кто-то рассказал, что в Театре на Таганке проводят эксперимент — пытаются поэзию перевести в пластику. Алонсо заметил, что это никому еще не удавалось, даже Морису Бежару. Однако пришел к нам из любопытства — и «застрял». Ему стало так интересно, что после репетиций у Касаткиной и Василева он занимался с нами до ночи! И мы выпустили спектакль! Сегодня думаю: «А на каком языке мы все тогда общались?» Переводчиков-то у нас не было!
