— Она ведь встречалась с вашим однокурсником Иваном Ургантом...
— Да, ходили как шерочка с машерочкой. Ванька с семнадцати лет жил отдельно от родителей, был очень самостоятельным, первый раз женился довольно рано и через месяц развелся. По таланту и обаянию был таким же, как сейчас: острый на язык, играл на семи музыкальных инструментах. Позже я подружился с его отцом Андреем Ургантом, мы десять лет играли вместе в антрепризном спектакле.
Курс Толубеева оказался дружным: в свободное время собирались, бренчали на гитарах, пародировали преподавателей, выпивали, шатались по городу... Выпустился я в тридцать лет с пониманием, что многие в этом возрасте уже звание заслуженных имеют, а я болтаюсь как роза в проруби. Но Андрей Юрьевич не бросал своих учеников на произвол судьбы — продвигал, рекомендовал коллегам в театрах... Восемь человек с курса (и меня в их числе) взяли в БДТ, где я выходил на сцену со второго курса в спектакле «Ромео и Джульетта». Институт дал ремесло, но учиться по-настоящему начал в театре — терпению и смирению. Ведь хороших ролей нам первые годы не давали: таскаешь стулья... То солдат, то моряк, то человек Гурмыжской... Всякая ерунда! Четверо из восьми не выдержали — ушли. Я и сам однажды пожаловался товарищу:
— Не могу больше!
Он, человек верующий, ответил:
— Ты можешь что-то изменить? Если нет — смирись.
Я прислушался, перестал роптать... И вскоре ситуация изменилась. За пятнадцать лет в БДТ переиграл много хороших ролей. Там меня воспринимали как характерного актера, и сценические образы разбавляли моих брутальных киношных героев.
— Как вас приняла старая гвардия БДТ?
— Старики всегда помогали и советом, и делом. Счастьем было увидеть, как работают Олег Басилашвили, Владислав Стржельчик, Зинаида Шарко, Алиса Фрейндлих... Крестной мамой в театре считаю Нину Усатову. Сыграли в одном спектакле, и она посоветовала меня Владимиру Хотиненко в его картину «Поп», потом позвала в антрепризу... Нина Николаевна могла наорать, но совсем необидно, и так быстро отходила, что ты видел в этом только пользу. До сих пор дружим.
А если б вы видели, как Алиса Бруновна Фрейндлих волнуется перед каждым спектаклем за кулисами, поразились бы, как и я! Что и кому ей доказывать? Она Фрейндлих, она Бруновна — может просто стоять на сцене, и все на нее будут с обожанием смотреть. Когда вдруг забывает текст, может «километрами» изъясняться одними звуками, жестами и мимикой. Причем настолько органично, что зритель принимает ее импровизацию за часть игры. Я даже перенял ее манеру для своего опера из «Чужого района»: порой солнечный пиндадуй Свистунов настолько переполнен эмоциями, что не может сформулировать фразу и выдает забавную тираду из одних междометий. А характер его я частично списал с участкового в деревне, куда в детстве меня отвозили на лето.
