Но лишь Александр Борисович построил в том поселке такой громадный дом, что так и не смог в нем поселиться. Настоящий дворец, в котором даже собачьи вольеры выложены мрамором. Никита Сергеевич Михалков, увидев его размах, сказал примерно следующее: «Я опасался — начнись что, с вилами в первую очередь придут ко мне. Теперь вижу, что сначала, Саша, придут к тебе!» Градский возразил, заметив, что даже если он построит что-то вроде Кремлевского дворца съездов, народ не станет возмущаться, дескать, Борисычу можно, а вот если Никита пристроит к своей скромной даче даже сарайчик — его желтая пресса по стеклу размажет...
Большую часть первого этажа занимает бассейн, над которым огромный, как в кинотеатре, экран. Честно говоря, ни разу не видел и даже не слышал, чтобы кто-то ими пользовался.
На самом деле это все надо видеть! Музей имени архитектора Градского. Когда мы приехали к нему с Ваней Демидовым, тот признался мне, что ни за что не остался бы в этом доме на ночь — слишком уж похож он на заброшенный отель из фильма ужасов Стэнли Кубрика The Shining. Ваня счел местечко жутковатым. Возможно, в глубине души Александр Борисович не так уж с ним и не согласен. Ведь они с нынешней женой Мариной живут преимущественно в небольшом деревянном домике в японском стиле на другой стороне пруда...
Я считаю Александра Борисовича гением. Это правда. Но как многие люди, достигшие большого успеха, однажды он, вероятно, решил, что может браться за все на свете и все получится! Даже если речь идет о сфере, в которой абсолютный профан. На этапе строительства дачи Борисыч уверовал в свой архитектурный дар — он реально придумал это здание, выносил мозг строителям, объясняя, как они должны строить, планировал. Мне все же кажется, во время визита к дантисту не стоит учить его, как вылечить зуб. Достаточно выбрать профессионала. Плюс вещи реально огромные — массивные хрустальные люстры, стол человек на пятьдесят...
— Зачем же он?
— Думаю, гигантомания его выросла из очень необеспеченного детства. Градский до четырнадцати лет жил в восьмиметровой комнате в подвальной коммуналке — сначала с родителями, потом его переселили в такую же к бабушке. Представьте: два метра вниз в подвал, там комната два на четыре и по соседним, аналогичным каморкам, еще десять семей. Спал на раскладушке, которую раскидывали на весу и подсовывали под пианино (с трудом приобретенное, чтобы мальчик мог заниматься), иначе не получалось. Он рассказывал, что с тех пор встает с кровати только вбок — детская привычка, иначе можно было больно въехать головой в инструмент. В бабушкиной каморке подросший Саша спал уже на трех связанных бечевкой стульях. Вероятно, сжатое пространство продолжало довлеть над ним и после переезда из подвала. Он мысленно расширял его и однажды не смог остановиться.
