— Боже, с этого и надо начинать спектакль!
— Никто же не поймет.
— Ничего, на вас талит, вы выходите на авансцену, молитесь. В воду (в декорации было много воды — это же Венеция) перед вами летит пустая пивная банка, а вы продолжаете читать молитву.
Ему понравилось, а в зале был шок, думали, что хулиганы швырнули банку в Козакова. Шейлока окатывал фонтан брызг, но в этом заключался эпиграф к спектаклю — герой идет один против всех. Михал Михалыч играл замечательно.
Когда нас пригласили на гастроли в Израиль, Козаков боялся туда возвращаться, потому что наговорил в интервью много негативного про «Израиловку», кого-то обидел. Не дай бог провалится — ему все припомнят. У многих сложилось о нем впечатление как о человеке светском, легком, а он был очень одиноким и страшно от этого страдал, на израильских гастролях еще и физически.
Накануне летал в Канаду со своей антрепризой, упал и сломал ключицу. А нам отменять гастроли нельзя, иначе Театру Моссовета придется платить огромную неустойку. Как хотите, так и играйте. Зрители были не в курсе, что Козаков выходил на сцену на обезболивающих. Кричали: «Миша, молодец, браво, возвращайся!» Продюсеры просили продлить тур на неделю. Он отказался: «Ложусь на операцию».
Светский, легкомысленный человек внутри был очень порядочным, совестливым. Я недоумевал:
— Михал Михалыч, зачем вы рассказали, что были завербованы КГБ? Многие стучали, но молчат.
— Мне это понадобилось, чтобы почувствовать себя свободным! Наплевать, если кто-то скажет, что это пиар.
Агентом, кстати, он был никудышным. Смеялся: «Я так любил пить виски в американском посольстве, что потом засыпал в постели с красивой женщиной, не успев выведать никаких тайн». В конце жизни стал верующим, ходил в храм, постился.
Сыграв в очередной раз Шейлока, сидел в гримерке измочаленный целый час, курил трубку, иногда выпивал пару рюмок коньяку. Провести три с лишним часа на сцене в его возрасте было нелегко, роль забирала все. Выходил за кулисы мокрым насквозь, мы вытирали его полотенцем. Признавался: «Не представляешь, какое испытание играть злодея, насколько это затратная роль».
Мы не знали, что Козаков уже тяжело болен. Наша последняя встреча в Театре Моссовета случилась в неосвещенном коридоре — там есть «кишка», где вывешивают приказы. Козаков узнал меня по голосу.
— Михал Михалыч!
— Подойди с другой стороны, с этой ничего не вижу — катаракта.
— Как вы?
— Плохо, молодая жена меня не понимает. Думал, станет моей Галатеей, все в нее вложу. Ничего не вышло, только квартиру хотела оттяпать.
Он развелся с Аней, женился на молодой провинциальной поклоннице. Все обрушилось в одночасье. Не предполагал, что больше его не увижу. Обнял:
— Господи! Михал Михалыч, это такая полоса. Вы ползете вдоль матраса, а надо поперек. Сейчас черная полоса, а будет белая...
— Думаешь?
Вскоре я узнал, что он уехал умирать в Израиль. Не желал, чтобы его видели немощным, хотел остаться в памяти зрителей в привычном образе. Самое ужасное — стал забывать стихи, выпадение памяти было для Михал Михалыча страшнее физических недугов. Парадный Козаков остался на открытках, выпускавшихся Бюро пропаганды советского киноискусства.
Некоторые портреты его коллег подолгу висели за стеклом киосков и сворачивались на солнце как ломтики старого сыра. А фото Козакова разлетались моментально. Видел, как поклонницы у служебного входа протягивали ему для автографа те советские открыточки, он охал и с нескрываемым удовольствием расписывался на своих молодых ликах.
Порцию в «Венецианском купце» сыграла Женя Крюкова. Еще студенткой ГИТИСа она участвовала в массовых сценах в спектаклях Театра Моссовета. Женя потрясла мое воображение, когда стояла в очереди в буфете. Красивая, высокая — что значит порода (Женя из рода Дашковых), она никуда не спешила, пропустила вперед пожилую актрису.
Рядом вертелся заводной, веселый Леша Макаров. Не знал тогда, что он сын Любы Полищук. Подумал: было бы хорошо, если бы этих двоих взяли в театр. Взяли. Сначала главных ролей Крюковой не давали. Черную невесту по Жану Аную в Театре Моссовета, Анну Каренину на Малой Бронной (оба спектакля ставил я) Женя сыграла позже. Я внушал: «Не бойтесь считать себя звездой, вам дано это от природы».
