Публика на многие наши репризы реагировала бурно. В начале нулевых после развала страны детский хор «Непоседы» исполнял песню «Родина моя», мы переписали ее слова на злобу дня. Зал аплодировал стоя. Некоторые мои репризы стали анекдотами, гуляют по Сети. Например:
Инспектор ДПС: «Почему у вас только одна фара горит?» — «Это новая модель «Лада Кутузов».
Когда Николай Валуев работал кондуктором в автобусе, билет покупал даже водитель.
У Кутузова Москва сгорела — он герой. У меня вчера котлеты сгорели — я дура, овца, тварь косорукая.
Старейшему жителю России исполнилось 125 лет! На вопрос «В чем секрет долгожительства?» он ответил: «Ипотека. Банк не дает помереть, пока не расплачусь!»
Вчера зашла в магазин — цены подскочили, заехала на заправку — бензин подорожал, оплатила коммуналку — потратила ползарплаты! Хочется уже побыстрее прийти домой, включить телевизор и услышать, что у нас все хорошо и причин для беспокойства нет!
После проверочного концерта мчалась домой, садилась за стол, к утру, не ложась, переделывала миниатюры, которые «не прошли» у зрителей. И спозаранку летела на репетицию.
Однажды подошел Задорнов: «Наташка, так нельзя, ты вся зеленая, надо отдыхать». Но какое отдыхать: впереди по графику новые съемки! В разгар очередной «сессии» у мужа умер отец, мы уехали на два дня на похороны и вернулись дописывать — не могли подвести коллектив. Такая у нас профессия: на душе кошки скребут, а надо веселить людей.
Но я не жалуюсь — все работали не щадя себя. Как-то Елена Григорьевна и Евгений Ваганович пригласили меня к себе на дачу в поселок Жаворонки праздновать Новый год. Три дня собиралась, думала, какое платье надеть, какую сделать прическу. Приезжаю вся из себя, наряднее елки. Думала, сейчас выйдет хозяйка в вечернем платье, муж ее — в смокинге. Захожу — Елена Григорьевна в домашнем халате, Евгений Ваганович в футболке и спортивных штанах. На столе — оливье, селедочка с картошечкой, жареная курица. Все просто. Теперь-то их очень хорошо понимаю: после бесконечных гастролей, выступлений устаешь постоянно быть при параде, хочется нехитрого домашнего уюта. Меня однажды спросили, как артисты отмечают праздники. Ответила: «Праздник для артиста — это дом, диван, тишина и никаких музыки и танцев».
Не помню, чтобы Петросян зажигал в компаниях. В отличие от своего персонажа — весельчака и балагура, энергию он выплескивает строго по делу: исключительно на сцене. Кстати, и в обычной жизни Евгений Ваганович рассказчик великолепный. У него есть масса забавных историй об Утесове, Рине Зеленой, Клавдии Шульженко... Не раз вспоминал, как в советское время ответственный чиновник — а все они были большими перестраховщиками — принимал у него номер. Слушал, кивал — все вроде хорошо. И вдруг как заорет: «Стоп! Дальше не надо шутить — дальше может возникнуть юмор». Потом мы часто прикалывались по самым разным поводам: «Так, стоп, иначе дальше может возникнуть юмор!»
Однажды Петросян спросил, крещеная ли я. Ответила, что нет. «Это нехорошо — давай тебя покрестим» — и в ближайшие выходные мы отправились с ним и Еленой Григорьевной в храм Покрова Богородицы. После обряда Евгений Ваганович неожиданно поинтересовался у священника: «Извините, батюшка, а ваш батюшка случайно не работал в журнале «Крокодил»?» Тот подтвердил. Они разговорились и обнаружили кучу общих знакомых. А я подумала, что ж за судьба у меня такая, что даже в таком серьезном деле, как крещение, не обошлось без юмора: батюшка батюшки работал в «Крокодиле»...
— А с дочерью Евгения Вагановича вы общались?
— Конечно. Зная, в каком напряженном графике работает Петросян, как-то спросила Викторину:
— Ты, наверное, в детстве папу почти не видела?
Вика отреагировала очень эмоционально:
— Что ты, он был потрясающим родителем и посвящал мне массу времени! Выбирал день, отмечал его красным кружочком, откладывал дела и становился просто папой. Мы ходили в кино и зоопарки, на спектакли в детские театры, просто гуляли по городу.
