— Неужели не случалось конфликтов?
— Один произошел на съемках сериала «Группа Zeta», где моим партнером был замечательный Миша Евланов. Раньше я страдал аэрофобией и до дрожи боялся высоты. А режиссер попросил, чтобы повисел на скале, понятно, со страховкой: «Один дублик отснимем, остальное сделают каскадеры». Я согласился. Глаза перед камерой не зажмуришь — превозмогая ужас, провисел два дубля. А режиссер все недоволен. Я взвился, он разорался... Я потребовал: «Зови продюсеров! Я вообще не должен висеть, никто не собирается выплачивать никаких трюковых, просто хотел выручить группу». В общем, разругались смертельно, а снимать еще полторы недели. Работали стиснув зубы, даже не здоровались.
Но такое случается редко. Зачем орать? Как правило, сразу предупреждаю: «Вон стоит мое такси, я поехал!» Конечно, тоже могу выйти из себя, но ругаюсь по делу. Недавно снимался, костюмеры не привезли сменное нательное белье. Поинтересовался:
— Ребят, где оно?
— А вы наденьте вчерашнее.
— Вы сами наденете грязное?
— А при чем тут это?
— При том, что вы не выполняете своих прямых обязанностей! Давайте я явлюсь на площадку с невыученным текстом или на два часа позже назначенного времени. Я же беру на себя обязательства. Чем вы лучше?
Я отходчивый, прощаю оплошности. Главное, чтобы человек извинился. Когда снимали «Фурцеву», переезжали с Черного моря на Азовское. Стою в ожидании команды «Мотор!», режиссер Сережа Попов обращается к реквизиторам:
— Дайте Феде портсигар.
— А мы не взяли.
— В каком смысле не взяли? У Феди должен быть в руках портсигар!
— Мы его забыли, может, он возьмет что-то другое?
Сережа остановил съемку, и пока они не съездили за семьдесят километров туда и обратно и не привезли портсигар, ничего не происходило. Уважаю. Если в портсигаре есть художественная необходимость, выньте его да положьте. А то дойдем до того, что в руках придется держать дамский ридикюль.
— Не каждый актер может гордиться тем, что снимался у Александра Сокурова, а вы появились в трех его фильмах — «Тельце», «Отце и сыне» и «Русском ковчеге».
— К Александру Николаевичу меня привела его бессменный второй режиссер и друг нашей семьи тетя Таня Комарова. В «Тельце» сыграл сразу две роли — санитара, который ухаживает за Лениным, и фотографа, снимающего Сталина. Мне полностью меняли внешность, приклеивали уши, усы.
Действие происходило в Горках Ленинских, там и жили: режиссер хотел, чтобы испытали полное погружение в материал. Сокуров умеет создавать потрясающую атмосферу, ты будто попадаешь в другое измерение. Он человек негромкий, почти невидимый, ни на что бурно не реагирует, но если тебе посчастливится очутиться с ним на одной волне, окажешься в создаваемом на экране мире не понарошку.
На площадке приходилось нелегко, это была одна из первых моих работ в настоящем, большом кино. Как в нем существовать, совершенно не представлял. Но Александр Николаевич проявлял терпение, иногда учил, иногда бросал в работу как котенка в воду и смотрел, выплыву ли. Я не всегда знал, что делать, не понимал, как он относится к своим героям. Но разгадывать эти ребусы было интересно, а еще интереснее наблюдать за Сокуровым. Помню, решили отметить успешные съемки трехсотого кадра, устроили вечеринку, все выпили. И вот уже кто-то играет на гитаре, кто-то поет, а кто-то повалился лицом в салат. А Александр Николаевич стоит в сторонке с бокальчиком белого вина и наблюдает — по-доброму, без раздражения, любуясь происходящим. Я подошел, что-то спросил и моментально очутился в потоке его потрясающей энергии. Тоже залюбовался коллегами.
