Желание узнать, что там, за горизонтом, сделалось столь сильным, что в один прекрасный день Павел отправился в глубь степей. В одном из селений познакомился с киргизским врачом, выпускником Казанского университета, и от него узнал, что кочевники — народ простодушный и очень гостеприимный. К пришельцам настроены доброжелательно, поэтому можно заказать себе кошару и кочевать с ними, ищущими плодородные пастбища. Так для Кузнецова начался «период степей и верблюдов»...
В заволжских степях художник провел много месяцев. Он был покорен звонкими сине-зелеными далями, растворенными в прозрачном воздухе миражами и размеренной жизнью степных обитателей. Кочевники пасли скот, ткали ковры, растили детей, сохраняя живую связь с природой. «Степи прекрасны, — писал Павел, — и очаровательна жизнь киргизов».
Вскоре стали появляться первые наброски будущих картин. Рисовал то, на что падал глаз: стрижку овец, устройство кошары, бредущих в бескрайних пространствах верблюдов, повседневные заботы женщин. Смутные видения времен «Голубой розы» уступили место подчеркнутому лаконизму: фигуры и предметы на его полотнах упрощены — они лишь символы, миражи.
Степь давала столько живописного материала, что художник пять лет подряд будет приезжать в эту, по его словам, чудную фантастическую страну и кочевать с удивительным народом.
В декабре 1911 года на выставке «Мира искусства» появились первые «степные» полотна Павла Кузнецова. Москва ахнула: так это было ново, свежо, необычно! Сверкая очками и топорща бороду, по залу носился непоседливый Эфрос. Остановившись перед «Спящей в кошаре», авторитетный критик, чьего острого словца художники боялись как огня, восторженно забормотал:
— Какая необыкновенная тишина, какая чуткая сонь, важно-цветистая, торжественно-полыхающая пламенем голубизны и зелени небес и полей...
— Вам понравилось, Абрам Маркович? — осторожно поинтересовался кто-то из присутствующих.
— Понравилось ли? Вы шутите, молодой человек! Да мы все просто посрамлены, мы, его нетвердые друзья и преждевременные могильщики его дарования, — воскликнул Эфрос. Немного помедлил и добавил: — Павел Кузнецов — русский Гоген, нашедший истину в киргизских степях. И он по праву займет теперь одно из видных мест в русском искусстве.