Екатерина была чрезвычайно довольна невесткой — покорна, почтительна, послушна, называла ее «моя любезная дочь» и отмечала, что великая княгиня «с большим усердием и сердечностью выполняет возложенные на нее обязанности». Главную же свою миссию — обеспечение престолонаследия — Мария Федоровна выполнила более чем успешно, подарив мужу четырех сыновей и шесть дочек, из которых в раннем детстве умер только один ребенок — Ольга. Заслуги невестки по укреплению династии свекровь отметила восхищенно-насмешливой фразой: «Право, сударыня, ты мастерица детей на свет производить».
Павел был горячо привязан к супруге и жил с ней душа в душу. И только его «дружба невинная и чистая» с фрейлиной Екатериной Нелидовой несколько смутила семейное счастье великокняжеской четы. Но смирившись с наличием соперницы, Мария Федоровна даже смогла с ней подружиться. «Я получила два Ваших письма вчера вечером, моя добрейшая и дражайшая подруга... — писала она Нелидовой из Гатчины девятого октября 1797 года. — Наш дорогой Император чувствует себя хорошо, если не считать засорения печени, ломоту, ишиас, ипохондрию, боли в суставах и слабость, но благодаря Богу эти неприятности не влияют ни на его аппетит, ни на расположение его духа».
Разлад между супругами возник только после того, как Павел в бумагах покойной матери нашел документ, из которого узнал, что Екатерина намеревалась лишить его престола и передать державу внуку Александру. При этом императрица потребовала у супруги сына подписать заготовленный акт отречения. И хотя Мария Федоровна наотрез отказалась, Павел очень рассердился на жену за то, что скрыла от него затею. И сколько потом та ни уверяла, что свекровь сильно разгневалась по поводу ее отказа и что скрыла она от него намерение императрицы только из великой любви, оберегая его чувства к матери, он, увы, перестал ей верить.
Увлекшись воспоминаниями, Мария Федоровна чуть не опоздала к началу вахт-парада. Закутавшись в соболью шубу и прихватив муфту, в сопровождении фрейлины Протасовой 2-й она вышла из замка, торопливо перешла Трехпролетный мост и заняла место у стоявших в каре гвардейцев в самом начале площади Коннетабля. К счастью, Павел с наследником задерживались. Она обвела взглядом открытое пространство парадного плаца, на котором расположились несколько батальонов гвардии и Казачий эскадрон, и в очередной раз поразилась мрачной мощи и суровой замкнутости Михайловского замка, который Павел замыслил как неприступную крепость.
«...Мари, я хочу построить новую резиденцию, — сказал он ей в первый же месяц царствования. — Помните, какие романтические дворцы-замки мы видели во время путешествия по Европе? Я еще делал с них карандашные наброски. Найдите их, душа моя, они должны храниться в ваших бумагах». Просьба не удивила Марию Федоровну: она знала, что Павел не любил Зимний дворец, где все напоминало ему о ненавистной матери. «Здесь витает женский дух, — говорил он, неприятно морщась. — Разве такой должна быть резиденция российского императора?»
