Не помню, как первый раз вышел на сцену с новым коллективом, но никогда не забуду гастроли в родном Челябинске спустя полгода. Волновался страшно, выступая перед родными и знакомыми: мама с папой сидели в ВИП-ложе, в зале — друзья. В пародии на песню «Крутится волчок» мы перевоплощались в обезьян, я засовывал руку в стеклянную банку, которая служила ловушкой для лапы. В запале случайно разбил банку о колено и обагрил родную сцену собственной кровью.
Другой памятный концерт состоялся в Ленинграде. Левушкин, предвосхищая появление ледовых шоу, предложил Татьяне Анатольевне Тарасовой объединить звезд фигурного катания и артистов «Бим-Бома» в одном концерте и поставил нас на коньки. Это было в 1985 году!
Несмотря на хоккейное прошлое, во втором отделении я сломал ногу и заботами Тарасовой оказался в ЦИТО. Отлежал там три недели. Времени, чтобы поразмыслить, выдалось предостаточно, в итоге пришел к выводу, что из коллектива пора уходить — я из него вырос. Прямо на больничной койке стал готовить программу для поступления в ГИТИС. Приняли меня сразу на второй курс — многие институты делают доборы: выгоняют нерадивых студентов и берут на их место молодежь, уже имеющую сценический опыт. Все члены приемной комиссии смотрели «Утреннюю почту», поэтому проблем на экзаменах не возникло. Осенью предстояло отправиться с курсом на картошку. Пришел к Левушкину и честно сказал:
— Валера, извини, но я поступил в ГИТИС. Ты для меня много сделал, открыл Москву, но хочу двигаться дальше, стать профессиональным актером.
— Ах вот ты как! Во-первых, отработаешь два месяца, а задумаешь своевольничать — уволю по статье. Во-вторых, договорюсь с Шароевым и тебя не возьмут в ГИТИС.
Иоаким Шароев возглавлял курс режиссеров и актеров эстрады. Левушкин вполне мог сдержать обещание, поскольку сам учился в ГИТИСе и повсюду имел связи.
На репетиции являлся понурым, Валера в мою сторону даже не смотрел. За день до отъезда курса на картошку Левушкин протянул трудовую книжку: «На! Вали отсюда!»
В трудовой прочел: уволен в связи с поступлением в ГИТИС. Осталось, значит, человеческое лицо под маской Карабаса!
В колхозе сложились теплые отношения с однокурсниками, ребята ко мне тянулись: я был старше и к тому же имел сценический опыт, о котором другие только мечтали. Познакомился с Аней Тереховой, Андреем Звягинцевым, Ксюшей Талызиной — все мы оказались в одном потоке. Звягинцев поражал интеллектом: рассказывал о раскадровках Тарковского, по эпизодам восстанавливал в памяти шедевры мировой киноклассики... Андрей уже тогда в хорошем смысле болел кинематографом, режиссурой, хотя учился на актерском.
Я поступил как артист эстрады, Терехова училась на драме, что не помешало нам закрутить роман. В Анечку, высокую гибкую красавицу, оказалось невозможно не влюбиться. До института она занималась гимнастикой и даже на картофельных грядках поражала удивительной грацией. Была чиста и очень непосредственна, прямо божий одуванчик, а не девушка.
Вернувшись в Москву, познакомился с ее мамой-звездой. Во время первой встречи волновался: я, простой парень из Челябинска, попал в дом к самой Миледи! Маргарита Борисовна приняла радушно, тем не менее время от времени я ловил на себе изучающие взгляды.
Жила Терехова для звезды союзного масштаба достаточно скромно — в небольшой двухкомнатной квартире на Тишинке. Половину гостиной занимал огромный рояль. Поначалу удивляло, что Маргарита Борисовна ни минуты не может усидеть на месте: только что читала, через минуту уже занимается с сыном Сашей и вдруг, все бросив, звонит по телефону или хлопочет на кухне, параллельно рассказывая, как ей работалось на «Зеркале». Чрезвычайно беспокойная дама, просто ураган.
