Венчание Катерины Гончаровой и Дантеса состоялось десятого января 1837 года. Прильнув к щеке невесты, Жорж пощекотал ее усами и тихо прошептал:
— Но как вы собираетесь объяснить, мадам, своим близким, что не беременны?
— Как-нибудь! — и поглупевшая от счастья Катя взяла его под руку.
Заканчивался январь, скучное для сплетен время. В петербургских гостиных уж который день обсасывали детали свадьбы молодого Геккерна. Подозревали, что он теперь уже на правах близкого родственника продолжит волочиться за Натали. На первом же балу Жорж действительно как ни в чем не бывало подошел к Пушкиной:
— Вы не вправе мне отказать, я вам теперь брат.
Прекрасное лицо Таши от смущения пошло алыми пятнами, но она протянула руку, боясь вызвать отказом еще большие пересуды.
— Не знаю, можно ли вам верить, Жорж?
— Но вы хотели бы, Натали?
— Ради счастья Катеньки — конечно да!
— Так будем же просто друзьями!
— Зачем тогда угрожали застрелиться, если не стану вашей?
— Признайтесь, Натали, вы все-таки немного любили меня еще недавно?
— Конечно же нет, я любила и люблю мужа.
— Так могу поздравить нас со взаимностью — я любил и буду любить свою жену.
Мрачный Пушкин наблюдал за ними, облокотившись на колонну, нервно сжимала в кулачке платок новобрачная баронесса Дантес, а за окнами освещенной тысячами свечей бальной залы бушевала январская буря.
Вечером Катерина тревожно спросила вошедшего в спальню с письмом в руке мужа:
— Что-то опять случилось?
— Завтра все-таки дерусь с Пушкиным вместо Геккерна. Александр оскорбил отца и меня. Написал, что барона называет сводником и сравнивает с бестыжей старухой, а меня именует подлецом и сифилитиком. Я послал вызов. Если умру, Катрин, помните, вы были моим лучшим другом.
«Следующим днем, — делилась баронесса с аббатом, — муж мой стрелялся. На условиях самых невыгодных для обоих противников, один из них точно бы погиб. Но бог милостив! Муж мой был ранен легко, в руку. Рана же Пушкина оказалась смертельной. Он умер в страшных мучениях через двое суток. Натали едва не сошла с ума от горя. Вместе с Александрин и детьми она вскоре уехала в деревню. Государь, ценивший Пушкина как поэта, велел оплатить все его долги. Если б не добросердечие Николая Павловича, сестре пришлось бы туго. Насколько знаю, она пребывает в трауре по сей день. Мне не пишет, не могу понять почему: в тот роковой день я тоже могла стать вдовой. После дуэли Дантесу грозила смертная казнь, только в последний момент ее заменили высылкой».
