— Антон не ревновал вас?
— Нет, он с Сашей как-то сразу подружился. Антоша и на гитаре у него учился играть, Саша ведь чудесный педагог. Бывает, к нему приходят люди, отучившиеся год или два, но безрезультатно — не играют, только инструмент мучают. И он за пару месяцев их «разыгрывает».
— Бывший муж помогал сына воспитывать?
— Да не особо. Но я никогда их встречам не препятствовала. Сама с Юрой не виделась лет шесть, но Антошку к бабушке всегда отпускала, а там они и с папой встречались. Но по-настоящему общение у них началось, когда Антон стал актером и Юра позвал его к себе в театр. Он своего все-таки добился, стал художественным руководителем театра «Вернисаж». Там мы снова и встретились. Я пришла к сыну на премьеру и в коридоре случайно столкнулась с Юрой. Когда увидел меня, у него задрожали руки.
— У Юры к тому времени тоже появилась новая семья?
— Нет. Так один и остался... Подруга замуж за него не вышла. Да еще и обвинила Юру в том, что виноват в ее горе. У нее внук любимый трагически погиб. Друзья потом рассказывали мне, как она кричала Юре: «Это все из-за тебя. Ты не стоил таких жертв!» В последние годы Юра жил только театром. Даже квартиру, которую ему давал Моссовет, кому-то из очередников уступил. А сам жил в рабочем кабинете. Там и умирал...
Незадолго до его смерти я пришла в театр повидать Антона. Знала, что Юра болен, причем тяжело. Спросила сына:
— Может, мне стоит зайти к отцу, проведать его?
— Не надо мам, он бы не хотел, чтобы ты его в таком состоянии видела.
Вскоре Юры не стало. Антон говорит, что отец часто вспоминал меня, особенно когда репетировал какой-нибудь новый спектакль: «А мать твоя здорово это сыграть могла бы...»
Теперь думаю, что развод, который когда-то я так тяжело переживала, на самом деле уберег меня от участи раннего вдовства, которое женщин в нашей семье не одно поколение преследовало. Это горе и моя бабушка, и мама пережили. Обе остались в расцвете лет одинокими. А у меня вот Сашуля есть. Дорогой, любимый человек. Может, это бабушкины молитвы меня хранили. Все, что происходит с тобой, предопределено. Даже когда кажется, что горю предела нет, позже оказывается, что это был шаг на пути к счастью. Во всяком случае, горе и радость, смех и слезы в моей жизни всегда идут рядом...
— А в отношениях с мужчинами вам чувство юмора помогало?
— Мужчин, у которых его нет, никогда даже не рассматривала. И никогда своего юмора и остроумия ради мужчин не сдерживала. Если человек сам над собой посмеяться не готов, значит, что-то с ним не так. Был, например, в моей жизни такой случай.
Я только-только поступила в ГИТИС и поехала с мамой и сестренкой отдыхать в Феодосию. Обратные билеты мы как-то неудачно взяли на разные поезда. Мама с сестрой уже уехали, а мой поезд только через пять часов. И вот сижу я на веранде дачки, где мы квартировали, с чемоданом. Темно уже, вокруг сад пустой. Вдруг вижу, по дорожке идет мужик. Подходит. Спрашиваю:
— Вы жилец новый?
— Да нет,— говорит, — вор, гляжу, чего бы украсть.
И ухмыляясь, косится на мой чемодан. Ну что тут делать? Сама не знаю, как мне это в голову пришло, только вдруг схватила его за рукав, глаза закатила, зубы оскалила и запричитала:
— А я давно жду тебя. Ты не бойся меня, больно не будет. Тебе даже хорошо станет...
Не помню, видела ли я к тому моменту фильм про Дракулу, но, думаю, изобразила довольно похоже. Посмотрели бы вы, как тот мужик от меня бежал! Просто как заяц! Прыжками! Хохотала до упаду, конечно. Хотя если б не моя находчивость, неизвестно, чем бы дело кончилось. Без чемодана вполне могла бы остаться, а то и похуже. Так что при случае чувство юмора и жизнь спасти может. Или хотя бы чемодан.
А что касается отношений с мужчинами... Однажды во Владивостоке после спектакля, где играла Фаину Раневскую, вдруг подходят два очень симпатичных молодых человека и приглашают в ресторан:
— Нам так не хочется с вами расставаться...
А ведь видели они меня только на сцене в гриме восьмидесятишестилетней дамы. Но дамы с юмором, да еще с каким! Я решила Фаину Георгиевну не подводить и тоже сострила:
— Можно я тогда в ресторан в гриме поеду? А то сниму, помолодею да и разонравлюсь вам.
Смех — огромная сила. Особенно когда в глубине этого смеха есть немного печали. Просто хохот и смех, в котором есть вот та самая крошечная капелька печали, — это большая разница, скажу я вам.
