А что я могла ответить? Шок. На пороге нас встречал Димин папа, известный сценарист, автор документального фильма «Этот удивительный спорт». В тот вечер мы с Димой впервые пели цыганскую венгерку для великого итальянца и его русской жены. Они с восторгом слушали нас. «Какое удивительное сочетание голосов!» — сказал Гуэрра.
Кстати, Димин голос давно полюбился зрителям. Его сразу же узнают на улице, стоит ему только заговорить: полицейские как «крутого Уокера», продавцы в магазинах по сериалу «Секс в большом городе», а кто-то по «Скорой помощи».
— Вы доктор Картер? — спрашивают.
— А еще и доктор Грин, — улыбается Дима.
А я люблю его фильм «Рэй», где он виртуозно озвучил джазового музыканта Рэя Чарльза. Многие телезрители, для которых он стал членом семьи, говорят: «Приходим домой, слышим голос Полонского — значит, все в порядке». Переозвучив всех голливудских звезд, Дима практически ушел с дубляжа в документальное кино...
Полонский — чудесный, но замуж за него я не собиралась. Очень боялась рожать ребенка. Мне казалось, что это уже буду не я. Придумывала тысячи причин, по которым наша семейная жизнь, да еще и с ребенком, была невозможна. Мое любимое занятие — стоять подолгу у окна, смотреть на Москву и придумывать себе какую-нибудь проблему, а потом мучительно искать ее решение. Однажды однокурсник подарил дощечку, где выжег случайно оброненную мной фразу: «Зачем все упрощать, если можно все усложнить». Он сказал, что это мой девиз, и я с этим согласна.
Словом, пока я размышляла над своей беременностью, пошел уже шестой месяц. Дима, отец моего будущего сына, молча взял мой паспорт и отнес в ЗАГС, где нас расписали в рабочем порядке. А поскольку это простое дело мне тоже казалось сложным, я пребывала в смятении, которое отразилось на моем свадебном наряде. Представьте тридцатилетнее создание в мини-юбке и пиджаке алого цвета, на сильно выступающем животе пояс, украшенный золотой пряжкой. В глазах работников ЗАГСа я читала: «Разведутся завтра!» Успокаивали меня только обои с рябинками на стенах зала регистрации — такие же были у нас на кухне. Почувствовав себя увереннее, почти как дома, прервав пафосную речь загсовской дамы, я воскликнула:
— Господи, какое же у вас красивое платье!
Оно было василькового цвета, плюшевое, из такого шьют занавески в сельских клубах. Дама запнулась, растрогалась и сказала простым человеческим голосом:
— В общем, ребята, живите дружно и надевайте кольца.
И отпустила нас восвояси. Это было в 1990-м. А в прошлом году мы отметили серебряную свадьбу. Правда, Дима утверждает, что он — золотую, так как считает год жизни со мной за два. А тогда, двадцать пять лет назад, мы вместе придумывали имя нашему сыну. Я отвергла все, и даже Бориса. Борис у меня один — папа. Но когда впервые увидела ребенка, сказала: «Ой, какой-то уменьшенный в десять раз Ди-моч-ка!» Мы так его и назвали. Муж говорит, что по интонации безошибочно понимает, кого я зову. Если сына, интонация ласковая...
Первые три года нам было непросто, мы сидели с Димкой по очереди. Позже папа играл с сыном сначала в машинки, потом — в футбол, а на маме была школа. Главное, что я смогла сделать для Димы, — прочитать ему основные произведения классиков. Единственным условием сына-девятиклассника было: «С нами пойдет Мишка!» Мишка — самая тактичная дворняга в мире. Пес приблудился к нам с жутким отравлением и лег помирать под куст калины. Но отлежался и выжил. Он прекрасно знал команду «Миша, читать!», покорно первым шел на балкон и очень внимательно слушал ежедневные двести страниц. Сын сказал, что за чтение вслух романа «Война и мир» меня можно внести в Книгу рекордов Гиннесса, потом подумал и добавил: «И Мишку, собака-то ученая».
