Позже выступала с Алексеем Козловым и его «Арсеналом». Но, увы, она абсолютно не может вписаться в законы того, что у нас в России называется шоу-бизнесом. Ее серьезный классический и джазовый репертуар сейчас никому не нужен. Я стараюсь ей помочь, но пока не знаю — как. Чувствую на себе великую кару, потому что воспитал своих детей в иных, несовременных представлениях о добре и зле, о таланте и искусстве. И поверьте, за этим — не одна моя бессоная ночь и не один изгрызенный палец.
Сын Матвей — саксофонист, стипендиат Международного фонда Владимира Спивакова, ученик удивительного Леонида Друтина. По словам величайшего саксофониста нашего времени Арно Борнкампа, в свои четырнадцать лет Матвей — один из выдающихся музыкантов мира. Когда Арно впервые услышал Мотю, он был потрясен, сказал — как такое вообще возможно?! Маленький мальчик играл джаз так, как не играет ни один взрослый. А сегодня в его репертуаре концерт Глазунова, «Арпеджионе» Шуберта... Это действительно природный феномен. В этом году мы с ним сделали запись с оркестром «Виртуозы Москвы», большую программу — писали два дня подряд по шесть часов. Чтобы было понятно — шесть часов подряд играть на саксофоне практически невозможно, у сына из уголков рта текла кровь от мундштука. Но он играл и играл блестяще.
Самая младшая, Мариамна, — тоже лауреат международных конкурсов, прекрасная пианистка с большим потенциалом...
Конечно, история с потерей денег серьезно ударила по нашей семье. Но я не сдамся. Я же непотопляемый, поэтому иду дальше. И моей крепостью сегодня является, конечно, дом, моя семья.
— Вам всегда так легко давались любовные победы. Хоть когда-нибудь приходилось комплексовать по поводу своей внешности?
— Мне? Да... Пожалуй, приходилось. Однажды на улице ко мне подошла молоденькая девушка и сказала: «Дедушка, как пройти туда-то?» Я рассмеялся и подумал: «Наверное, пора сбрить бороду, она вся белая». А до этого — никогда.
