Юрий Шерлинг прославился как уникально одаренный режиссер, виртуозный музыкант, композитор и танцовщик. А еще он — герой-любовник. По нему сходили с ума знаменитые актрисы, балерины, художницы. Ослепительные красавицы и просто женщины. В чем тайна его магнетизма? Он ведь совсем не похож на классического плейбоя. Какими такими чарами обладает этот маленький, почти мультяшный человечек, что из-за него разбивались семьи, сердца, жизни? А ведь началась его карьера с полного крушения надежд...
— Природа не одарила меня внешними данными Джеймса Бонда или тех мужчин, которые смотрят с обложек эротических изданий. Скорее наоборот, я напоминаю маленькую обезьянку... Женщины всегда воспринимали меня как нечто экзотическое. Они — удивительные существа, очень чуткие к прекрасному. Но этим «прекрасным» был не я сам, а скорее то, что делал. Я часто слышал фразы: «Когда садишься за рояль, ты преображаешься», «Когда выходишь на сцену, ты становишься большим».
Из Московского хореографического училища Большого театра я выпускался партией Шута в «Лебедином озере» с Майей Плисецкой и Николаем Фадеичевым. В то время за подобным дебютом обычно сразу следовало звездное восхождение, однако добраться до выступления в самом спектакле мне так и не удалось: накануне выпуска произошел скандал с преподавателем...
Еще великий Фокин в своей книге «Против течения» писал про «зов пола», утверждая, что приемов классического балета не хватает для выражения всех страстей и эмоций. Приблизительно те же идеи рождались и в моей юной голове. Мое тело и темперамент подсознательно вырывались из узких рамок академического танца.
Многих моя манера восхищала, а кое-кого — бесила, например, педагога по характерному танцу, который аж зубами скрипел. И однажды его прорвало: на уроке он обозвал меня жидом, а мой танец — жидовским шалманом. Разговор у нас вышел короткий: я ему ответил, что он негодяй, не имеет права быть педагогом, и, хлопнув дверью, ушел из класса. Мне влепили двойку по характерному танцу и сняли с партии Шута. Так в одночасье я лишился дебюта и остался без распределения.
Надо мной нависла угроза армии, а это означало полную потерю профессии. Артист классического балета, который каждый день не стоит у станка, моментально утрачивает форму.
К счастью, Юрий Кондратов, художественный руководитель училища и мой педагог, пригласил меня в труппу, отправлявшуюся на гастроли в Германию. Заграница! Тогда это было почти как полет в космос! Я танцевал па-де-де из «Пламени Парижа», танец с палкой из «Светланы» — тяжелейший номер, который в свое время блистательно исполнял Асаф Мессерер... В той поездке случилась весьма занятная история. Началось с того, что наш аккомпаниатор вывихнул палец. А надо заметить, что он не только сопровождал наши выступления, но и в перерывах, пока мы переодевались, исполнял сольные произведения. Гастроли оказались под угрозой срыва. Тогда Кондратов вспомнил, что я еще и пианист. В итоге в одном и том же концерте я выступал и в качестве артиста балета, и как музыкант. В зале периодически присутствовала молодой министр культуры ГДР. Эта женщина мне очень симпатизировала, Кондратов даже подозревал, что я нахожусь с ней в адюльтерной связи. Однажды он ворвался ко мне в номер, чтобы застукать нас на месте преступления, но мы невинно сидели в креслах...
Действительно, она часто приезжала ко мне с цветами, но этим все и ограничивалось. Ее просто очень впечатлили мои выступления. Под конец гастролей мне, единственному участнику этого шоу, министр подарила машину, причем совершенно официально. Это был маленький «Фольксваген Жук». Я как человек, не обремененный никакими государственными полномочиями, подарок принял.
