Тогда у нас все были генералами и только один рядовой — известный всей школе стукач по прозвищу Ябеда-Беда. Я считаю себя «дитем Победы» — родился ровно через 9 месяцев после того, как закончилась Великая Отечественная. Видимо, родители очень радостно отмечали этот день...
Послевоенный Свердловск: на рынке инвалиды с культями вместо рук и ног собирают милостыню… Как-то к нам на порог пришла женщина, раскрыла пальто — она голая: «Помогите, чем можете!» Нищета… Отец, когда выпивал, начинал рассказывать о войне страшные вещи... Он был политруком роты, получил медаль за подвиг: был тяжело ранен в разведке… И вот наступило мирное время, ради которого лилась кровь наших отцов… А молодежь продолжала биться друг с другом на улицах города без какой-либо причины.
Но я понял, что пора выходить из этих опасных игр, только когда попал в историю…
Отмечали Новый год и опять подрались. Только на этот раз кто-то из нашей компании вытащил нож и слегка поранил противника. Всех забрали в милицию. А потом именно меня с другом как зачинщиков обвинили в «поножовщине». Грозило 3 года за хулиганство... Еле нас вытащили: друзья уговорили тех ребят забрать заявление, да еще мой папа, политработник, подключился… А дальше уже были сходки район на район — человек по 150 с обеих сторон, и в одной из них доской с гвоздем убивают человека… Я как раз перешел на 3-й курс радиотехникума. Решил: надо что-то менять, пока не оказался на нарах. Устроился электриком на Центральный стадион, почувствовал себя нужным людям — это меня и спасло…
Правда, и здесь я умудрился нашкодить. Сокурсник работал там же в радиоузле, я перегнал на кассеты стадиона все запрещенные мелодии, которые у меня были: Пэт Бун, Конни Фрэнсис, Билл Хейли, «Битлз»... Мы с другом сидели в радиорубке, выпивали и наблюдали, как на катке заунывно кружат парочки. Вдруг я решился: «А запусти-ка нашу!» Из динамиков грянул рок-н-ролл, люди на стадионе зашлись — закрутились в бешеном танце! Конечно, начальнику радиоузла влетело от парткома, на следующий день он устроил ревизию в рубке и стер все наши записи... Но это того стоило! А вскоре в моей жизни появился театр…
— Тяга к актерству шла от увлечения родителей самодеятельностью?
— Наша семья так или иначе имела отношение к сцене… Отец какое-то время был заведующим сельского клуба под Свердловском, где и познакомился с мамой.
Он объединил местных старушек в ансамбль, из которого потом вырос знаменитый Уральский народный хор. В отцовском клубе шли два спектакля — «Бесприданница» и «Любовь Яровая», где мама играла главные роли. Когда моя старшая сестра хотела идти в Свердловское театральное училище, я над ней издевался: «Тоже мне, артистка нашлась из погорелого театра!» Я же увлекался эстрадной музыкой и мечтал стать барабанщиком. В техникуме был небольшой ансамбль, куда я напросился, чтобы попробовать себя в качестве ударника. Руководителю понравился мой тембр голоса: «Может, споешь у нас?» — «Давайте попробуем». И я стал исполнять на вечерах две композиции — одна из репертуара Марка Бернеса и известная песня о Праге. Потом в радиотехникуме организовали театральную студию.
К постановке взяли пьесу Погодина «Маленькая студентка», но долго не могли найти исполнителя главной роли. Худрук услышала, как я пою, и пригласила на пробы. Вышел на сцену первый раз в жизни — стесняюсь, краснею, ничего не получается… А я же Гостюха, меня все знают — и мямлю… Плюнул, послал их всех! Почти все актеры проходят через такое преодоление. Когда меня в детстве поставили на табуретку читать стишок, я от страха упал в обморок. До сих пор иногда теряюсь при большом стечении народа…
Руководительница студии тогда нажаловалась директору техникума, и тот мне пригрозил: «Не будешь ходить на репетиции, — лишим стипендии». Но и здесь нашелся плюс: партнерша в спектакле оказалась очень даже ничего себе... У нас с ней любовная тема — и тут уж я расстарался.
