Принес больничный, и декан вошла в мое положение: «Знаю, что был на съемках… Ладно, доучивайся!» После всех этих неурядиц я совсем опустился, начал хорошо выпивать… И только в армии после института пришел в себя. Определили меня в Таманскую дивизию: дисциплина, физические нагрузки… Хандрить времени нет. А меня еще сделали ведущим в ансамбле. Я настолько воспрял духом, что однажды даже стал главным организатором забастовки. Сначала от имени коллектива ансамбля написал письмо в ЦК ВЛКСМ на комбата за то, что не давал нам репетировать. Командир батальона Христенко любил возмущаться: «У вас там не самодеятельность, а бездеятельность!» — мол, мы в ансамбле отлыниваем от службы. Найдет чинарик, пошлет солдата на полигон — закопать километрах в шести от воинской части — и гонит нас разыскивать…
Поднимает по тревоге: туда бегом, не нашли «клад» — обратно бегом! Срывал репетиции. В ответ мы сорвали запланированное выступление в таманском пионерлагере. Это считалось нарушением приказа, за что в военное время могли расстрелять… Я же получаю «вышку» для солдата — 15 суток ареста лично от командира дивизии, грозили два года дисциплинарного батальона, армейской тюрьмы... Начальник политотдела вызвал меня с гауптвахты и побеседовал по-отечески: «Сынок, ты вернешься оттуда надломленным». Из моего рассказа он понял: перед ним — упертый, как баран, борец за справедливость, а вовсе не враг режима. В общем, хороший попался человек, отстоял меня. На всю оставшуюся жизнь я ему за это благодарен.
— Судя по вашей влюбчивости, из армии вас наверняка ждала девушка…
— Собирала меня в армию и навещала моя будущая жена Зинаида. Познакомились на съемках, она была ассистентом художника по костюмам. Отношения начались как-то легко и спокойно — а мне после всех передряг как раз нужен был душевный комфорт. Вскоре Зина забеременела, к чему я был совершенно не готов — поначалу нигде не мог устроиться (даже вернулся в Свердловск, вкалывал грузчиком в аэропорту, чтобы на свадьбу заработать). У Зины в Долгопрудном мы жили очень бедно: комната в бараке с печечкой, туалет на улице. Маленькая Ира часто болела. Я сам первые два года своей жизни провел в подобных условиях: меня принесли из роддома в солдатской шинели, в ней я и жил. Простужался, однажды чуть не умер от бронхита.
Тогда отец вывез меня к себе на родину в Кировскую область и там на меду, на березовом соке выходил: постепенно я начал вставать, шаг за шагом снова учился ходить… Дочка Ира, слава богу, не помнит, как мы жили, — вскоре получили цивилизованную квартиру…
Я обивал пороги театров — никуда не брали. Планировался показ в Центральном театре Советской Армии… Отлучился на съемки к Петру Тодоровскому и опоздал — в труппу приняли трех молодых актеров. Тогда я попросился мебельщиком-реквизитором… И это затянулось на пять лет: обставлял сцену диванами и креслами. При этом наблюдал за игрой, выбирал себе роль и начинал ее мысленно репетировать. Чтобы меня заметили, поучаствовал в конкурсе молодых актеров: поставил отрывок из «Ричарда III» Шекспира, получил первый приз — 60 рублей!
