Всего одна комната, перегороженная занавеской, а за ней — «спальня» дедушки и бабушки. Потом, когда у папы появилась возможность, он построил родителям новый дом, а старый оставил в качестве музея.
Папа никогда не забывал свою родину, свои корни — провел в деревне электричество, положил асфальт, построил для жителей мечеть, больницу и гостиницу. Сейчас там даже горнолыжный курорт есть…
В 5 лет папа поступил в школу в соседней русской деревне. А ведь он совсем не говорил по-русски. Но учился упорно, каждый день за пять километров ходил в школу с учебниками за спиной.
Один, между прочим, через лес!
Лет десять назад на том самом месте, где стояла та маленькая деревянная школа, папа построил новую — большое красивое здание с мраморными полами. И сегодня дети из всех ближайших деревень имеют возможность там учиться…
В 15 лет папа поступил в Уфимский нефтяной институт. Родители отправили сына учиться в город, выдав ему вместо денег мешок картошки. Дедушка настоял на том, чтобы старший сын получил высшее образование, — на него возлагалась вся надежда семьи. Кстати, мешок картошки помог первокурснику дотянуть до первой стипендии.
Вот так с нуля папа начинал свою карьеру... Надо ли говорить, что дедушкины надежды он оправдал: поднял всю семью — помог и братьям, и всем остальным родственникам…
Условия жизни на Севере были тяжелейшие.
Зимой — минус 50, летом — 40-градусная жара, зной, мошкара. Вот нас на летние каникулы и отправляли по бабушкам: братьев — в Башкирию, а меня — в Бугульму, к маминой родне.
Мамина мама хорошо говорила по-русски, а вот папина — не знала ни слова. Как-то недавно папа нас упрекнул: «Почему вы с Маратом не говорите на родном языке?» Мы стали оправдываться: «Ну а кто в этом виноват?» Время было такое. Советский Союз, все дети учились в русских школах, это теперь открывают татарские школы.
В папиной деревне мне было скучно без подружек.
Единственное развлечение — пасти коров. Нам с братом очень нравилось «работать» пастухами. С хворостинками в руках мы гнали стадо на заливной луг, целый день купались, пока коровы жевали траву, а вечером пригоняли их домой. И меня неизменно поражало то, что каждая буренка всегда поворачивала в свой двор, никогда не ошибаясь калиткой…
Но чаще я проводила лето у маминых родителей в Бугульме. Там меня ждала большая компания двоюродных братьев и сестер. Нас, детей, конечно, иногда использовали как «рабочую силу». Мы пололи сорняки на бабушкином огороде, поливали сад. Но самым страшным наказанием была вечная борьба с колорадскими жуками.
Нам выдавали по банке с керосином, мы шли по огромному картофельному полю и бросали этих противных насекомых в баночки.
Зато как приятно было собирать вишню и черешню! Тут уж мы наедались досыта... Каждый свой день рождения я отмечала в Бугульме. В июне на огороде поспевала клубника. Бабушка строго-настрого запрещала детям есть ягоду с грядок: она по традиции варила на зиму клубничное варенье. Только в мой день рождения бабушка делала исключение — мне разрешалось собрать миску клубники и съесть.
Конечно, она старалась меня откормить. Наверное, из-за постоянной нехватки солнца на Севере у меня был плохой аппетит. Я была очень худая, с вечными синяками под глазами.
Вот бабушка и готовила мне калорийные татарские блюда: беляши, куриный бульон с домашней лапшой и зур-бэлеш. Это такой особенный пирог с «крышкой» из теста, по-простому — курник.
