Правда, в будущем редкое имя очень помогло мне в карьере — поклонники его сразу запомнили...
Когда мне исполнилось 10 лет, мы всей семьей перебрались в Москву. Я была в шоке! Огромный город, высоченные дома, красивые станции метро. А как уплетала плитками любимые шоколадки: с орешками, молочный, с начинкой! Бананы сметала килограммами, йогурты — упаковками.
В столице после Когалыма все было в новинку. Наш городок можно было обойти пешком за полчаса, а тут гигантские расстояния! Порой казалось, что мне не хватает воздуха, я буквально задыхалась от выхлопных газов.
Однажды отправились куда-то на папиной машине, я сидела на заднем сиденье, зажав плитку шоколада в руке и с любопытством разглядывая высотки.
И так меня укачало, что пришлось даже машину останавливать.
Еще хорошо помню свой первый в жизни поход в «Макдоналдс». На Пушкинской только-только открыли ресторан быстрого питания, и мы простояли часа два в длиннющей очереди, чтобы в него попасть.
А у мамы был шок от московских «космических» цен. Мы же из провинции приехали, там все гораздо дешевле. И хотя папа уже зарабатывал немалые деньги, мама по привычке экономила. Каждый поход в магазин был для нее испытанием: ну как за детскую футболку отдать такие деньги?!
Дом, в котором мы жили в Москве, был «лукойловский». Все свои, папины сослуживцы по Сибири. Мы с лучшей подругой попали в один класс — третий.
Конечно, нам было некомфортно: в классе под сорок человек. Мы с подружкой держались вместе — это нам помогло. А через неделю для нас, приезжих, сформировали отдельный класс — «сибирский», человек на пятнадцать…
Первые несколько лет меня страшно тянуло обратно в Когалым. Но попала я туда только через десять лет — уже с концертами…
Учеба в московской школе не запомнилась: через год мы с мамой и братьями переехали в Америку, а папа остался работать в Москве. И хотя это был тихий, респектабельный и очень спокойный Лонг-Айленд, там мне стало еще тяжелее, чем в Москве. Я училась в обычной школе. Но нулевое знание английского делало пребывание в ней невыносимым. Ночами я рыдала в подушку — мне казалось, надо мной смеются все одноклассники.
Я вообще очень застенчивая, стеснительная, тише воды ниже травы.
Необщительная, можно даже сказать — забитая. А тут у меня вдобавок появился страх стать отвергнутой, наказанной...
Надо ли говорить, что в американской школе у меня совсем не было друзей? Я прибилась к группе таких же аутсайдеров, как и сама, — китайцу и индианке. У них тоже были проблемы с языком. Вот такая получилась компания неудачников. А через три месяца я не просто заговорила на английском, а стала писать сочинения, которые вывешивались на стену. Наверное, одолеть английский мне очень помог музыкальный слух…
В Америке мы продержались полгода и переехали в Данию — поближе к папе.
Но за полтора года пребывания там я практически ни одного слова по-датски не запомнила.
Я — лягушка-путешественница! Столько школ поменяла... Наверное, из-за этого у меня так мало друзей детства.
А потом был Лондон. Вот это мой любимый город! Хотя там все другое — и руль справа, и много машин на узких улочках, и пестрая толпа прохожих всех цветов кожи. На этот раз я сама выбирала себе школу. Мне понравилось, что в строгом католическом заведении для девочек не надо носить форму. Наша директриса была голубых кровей, и мы к ней обращались не иначе, как Леди. Все ее жутко боялись. Она запросто могла оставить провинившуюся ученицу без обеда.
Для меня это было сущим наказанием!
