Актриса неподвижно лежала в больничной палате хирургического госпиталя в Балтиморе (на следующий день после падения ее срочно доставили сюда на частном самолете) и упорно продолжала искать причину. Хотя правильнее было бы думать о будущем: сложнейшая операция прошла успешно, в ее поврежденное колено вживили две металлические пластины. Хирург умолял только об одном: отложить съемки хотя бы месяца на четыре. Иначе он ничего не гарантирует! Но тот вчерашний разговор с Энгом Ли… Режиссер звонил из Китая совершенно убитый. Мишель ему там очень нужна, но он все понимает, и если дело совсем плохо, то они могут расторгнуть контракт и попытаться найти новую актрису на роль Юй Шулень. Если она, конечно, в самом деле не может вернуться…
— Через месяц я буду в Хуаньшане, — выдавила Мишель.
— Пришлите мне самоучитель по мандаринскому диалекту. Я буду репетировать.
Самоучитель прислали, но она так и не смогла его открыть. Вернуться на съемочную площадку через месяц?! Невозможно, немыслимо, абсолютно невыполнимо! Она ведь даже не умеет теперь ходить без костылей… И куда страшнее этих кошмарных, невыносимых болей было чувство какой-то абсолютной, младенческой беспомощности. Когда сиделка выходила из палаты, Мишель тихонько скулила. Ее бедное истерзанное тело… На нем не осталось живого места, ни одного, даже крошечного кусочка кожи, на который бы не пришлось удара, или ушиба, или пореза. Она рвала связки, выворачивала суставы, даже горела несколько раз. А тот случай, когда она рухнула с лошади во время съемок в фильме «Вин Чунь»… Кобыла попалась с норовом и ни с того ни с сего понесла ее прямо на изгородь.
Слава богу, Мишель успела сгруппироваться, а то бы наверняка свернула себе шею. А неудачное падение с пешеходного моста, из-за которого она провалялась в госпитале несколько месяцев тогда, осенью 1995 года… Режиссер Энн Хой приходила к ней каждый день, садилась на краешек кровати и рыдала как белуга. Бедная, она думала, что ее отдадут под суд после того, что произошло с главной звездой азиатского кино у нее на съемочной площадке… Но суда не последовало — Мишель не таила на Энн зла. Она знала, на что идет. Травмы преследовали ее постоянно. Но все это было не смертельно: ее штопали, латали, обкладывали льдом и обкалывали болеутоляющим. Придя в чувство и замазав синяки тональным кремом, актриса возвращалась на съемки. Окружающие не могли понять, почему эта молодая красивая женщина снова и снова лезет на 6-метровый мост...
И в который уже раз сиганет с него вниз на пустые картонные коробки… Многие всерьез полагали, что мисс Йео неведом страх. А может, ее заговорили? Или она что-то такое пьет, — может, секретное снадобье, купленное в монастыре на острове Хайнань, — после чего ей море по колено. Глупости! Она никогда не употребляла ничего подобного, и простые человеческие страхи были ей знакомы так же, как и всем остальным. Например, Мишель боялась высоты: в супермодном гонконгском ресторане Shanghai Tang, с террасы которого открывался сумасшедший вид на город, она садилась в самой дальней, укромной нише. В противном случае у актрисы начинала кружиться голова и тошнота подкатывала к горлу. Но это в ее обычной жизни… Перед камерой она научилась забывать о страхах.
Возможно, Мишель знала: все страшное уже позади. После той, самой первой и самой жестокой травмы ей уже все нипочем…
...В Лондон пятнадцатилетнюю Мишель Йео Чу-Кен привезли родители. Она мечтала учиться в Королевской академии танца, и не было сомнений в том, что ее мечта осуществится: эта девочка была рождена для балета. «Вот увидите, — твердила мама Джанет соседкам, — наша малышка будет знаменитой балериной…» Тонкая, грациозная, с длинными руками и лебединой шеей, — Мишель блестяще выдержала вступительные экзамены. Но ее счастье длилось недолго: однажды во время разминки в репетиционном зале она очень неудачно упала — прямо на спину. После операции ее ждал металлический корсет, фиксирующий тело строго в вертикальном положении. В этом корсете Мишель провела почти полгода.
