За глаза же прозвали «синим чулком» — красивая, но уж слишком деловая, слишком умная...
Муж однажды заявил Нэнси:
— Я тебя боюсь. У тебя нет недостатков, кроме…
— Кроме чего? — с вызовом спросила она и напряглась.
— Ты не умеешь одеваться. В гости наряжаешься, как на деловое совещание.
Нэнси признала, что в словах Брюса есть логика, а логику она уважала; поэтому не стала полагаться на свой вкус — вдруг он не слишком безупречен, а просто наняла имидж-консультанта. Рони, бывшая модель, ставшая впоследствии ее подругой, обаятельная, чувствуюшая моду всей своей оливковой кожей, позаботилась обо всем — и Нэнси преобразилась.
Теперь она сама может давать подобные консультации кому угодно и разбирается в малейших деталях кроя Армани или Версаче. И не только их. Под влиянием Рони Нэнси в свое время не побоялась даже лечь под нож пластического хирурга и выпрямить горбинку на носу. Странно, но когда она исправила свой «единственный недостаток», муж к ней охладел, и их отношения стали портиться. Поскольку логикой это объяснить было нельзя, Нэнси решила, что самое последовательное и правильное, что она может сделать в этой ситуации, — готовиться к разводу. Что и выполнила.
…Впервые в жизни она дала волю чувствам, а не разуму, увлекшись Полом, но после романтической поездки на Антигуа очень об этом пожалела.
Дело в том, что в прессе появились статьи о ее семье и о тех обстоятельствах, которые ей меньше всего хотелось бы обнародовать: что ее обожаемый отец Майк Шевелл и его брат Дэниел, занимавшиеся транспортными перевозками между Нью-Джерси и Нью-Йорком в 60-х годах, обвинялись в свое время в связях с итальянской мафией; по какой-то причине дело не дошло до суда, однако компания Шевеллов разорилась. Журналисты копали под них вовсю, и дядя Дэниел не выдержал морального давления — покончил с собой. Зато отец Нэнси отстроил свою транспортную империю — New England Motor Freight — по новой и довел ее оборот до 250 миллионов в год. Но в конце 80-х отца Нэнси снова привлекли по делу Тони Провенцано, который в 1988 году был замешан в убийстве «профсоюзного босса» Джеки Прессера и после него возглавил Объединение американских ассоциаций владельцев грузовых машин.
Говорили, что Майк Шевелл «отстегивал» Провенцано по-крупному, и тот позволял ему обходить законы, только за счет этого Шевелл так и преуспел. Провенцано в конце концов обвинили в убийстве и посадили, а Шевелл снова вышел сухим из воды, продолжая богатеть.
Читая все это, Нэнси испытывала ярость и отчаяние. Кто посмел обнародовать все это? Ведь ее отцу так и не предъявили обвинений, значит, не сочли виновным во всей этой клевете, которая в свое время свела в могилу ее мать! Шевелл, обожавшая отца и не верившая ни одному слову журналистов, чувствовала себя глубоко униженной и виноватой перед папой — ведь из-за того, что она засветилась в романе с Маккартни, раскопали всю эту дичь. Вот тогда-то Нэнси твердо решила — это очень дурной знак, и с Полом она порвет.
Надо сказать, что ее старый отец отнесся к ситуации с юмором и посоветовал дочери не делать глупостей и не терять такого завидного ухажера из-за какого-то газетного бреда! Но Нэнси трудно далось осознание того, что связывая судьбу с одним из самых знаменитых музыкантов мира, она по сути соглашается жить под стеклом, когда каждый ее шаг — на виду, каждое телодвижение обсасывается прессой.
Нэнси крепилась несколько месяцев и не отвечала на звонки Пола. Ее сын Арлен крутил пальцем у виска: мол, мать, ты даешь! Отвергнуть такого мужика! Сидя вечерами перед телевизором в полном одиночестве и ковыряя вилкой свой «тощий» салат, Нэнси боролась с одолевавшим ее чувством. Ведь после Антигуа она вернулась опасно влюбленной в Пола, настолько опасно, что у нее уже почти не оставалось внутренних сил противостоять этому чувству.
Но Нэнси привыкла подчиняться только рассудку, а он твердил: выпутывайся, беги, все равно он бросит тебя, ты ему не пара, вон сколько женщин увивается вокруг него; неужели ты веришь, что у Пола серьезные намерения?
Чтобы как-то отвлечься, осенью того же 2008 года Нэнси пошла со своей теткой Барбарой Уолтер на спектакль в «Метрополитен-опера». В антракте они не могли протиснуться сквозь заполнившую фойе толпу: люди глазели на кого-то, находящегося по другую сторону лестницы, а потом устроили восторженные овации. Когда Нэнси вытянула шею, чтобы увидеть, кто удостоился такой чести, уж не сам ли президент приехал, она буквально приросла к месту — там стоял, широко улыбаясь, Маккартни с огромным букетом белых роз, он раздавал автографы.
