— Так это же высшая похвала! Значит, ты сделал все как надо?
— Конечно! Артисту Горевому шкурно знаешь что нужно? Вот эта твоя реакция — слезы, смех, ненависть, страх, любовь. Это значит, что ты впустил меня в свою душу и я начинаю в ней жить. Но есть одно «но». Достучаться надо не до одного-двух зрителей, а до всех, кто сидит в зале. И если это получилось, меня прет так, что я парю.
— У каждого актера есть свои «фишки», так называемые штампы. Но не довлеет ли над тобой время от времени угроза их повторения?
— Ни в коем случае. Сколько их у меня, не считал, но много. И в этом нет ничего плохого. Более того, чем штампов у актера больше, тем лучше. Штампы — это ведь наши инструменты, как у хирурга скальпель, зажим и так далее. Весь вопрос в том, чтобы актер умел их грамотно использовать.
Помню, Армен Борисович Джигарханян часто повторял, что хочет быть таким же, как его дед-сапожник, у которого на городской площади стояла кибитка, где он шил отличные сапоги. Я долго не понимал, думал, зачем он мне об этом рассказывает? Пока не догадался, что Армен Борисович имел в виду. Восхищаясь мастерством своего деда, он давал понять, что хочет быть таким же искусным ремесленником и в своей актерской профессии. Сапожник шьет сапоги, гончар лепит посуду, а задача актера — войти в душу человека, заставить ее сострадать. У каждого ремесла своя цель.
— Ты веришь тому, что о тебе говорят, пишут критики?
— Особо даже не заморачиваюсь на эту тему, отношусь к критикам равнодушно. Дело в том, что, к сожалению, они по большей части занимаются у нас одним — самовыпячиванием, выпендриванием друг перед другом.
Сами ничего не умея, пытаются самоутвердиться за чужой счет. Для меня их замечания — ненужный шум. К тому же самым главным оценщиком своей работы являюсь я сам. И поверь мне, я себя не жалею, особенно когда бывает стыдно за то, что сделал не так.
— Что для тебя главное, когда тебе предлагают сегодня ту или иную роль?
— Сколько кайфа я от нее получу, то есть насколько она мне интересна. Это для меня наиглавнейший критерий, от которого зависит, в конце концов, как я эту роль сыграю, насколько естественно буду плакать, смеяться, страдать, умирать.
