Как Папанов поставил мне телефон
На главную роль в трагикомедию «Одиножды один» по моему сценарию пробовались Леонов, Гриценко и многие другие знаменитые артисты, но режиссер Геннадий Полока предпочел Папанова. Тот его привлек манерой разговора: «Я тебе скызал...»
Я почему-то сразу понравился Папанову, и он говорил так: «Ты, Витек, ныстыящий прыстой русский мужик!» Позже в одной компании я встретил Андрея Миронова, меня ему представили. Тот удивился: «Вы — Виктор Мережко?!» — «Да». — «Да вы же совсем молодой! Я-то себе представлял Мережко с длинной бородой, в которой солома застряла. Ему лет семьдесят, он лежит на печи и курит самокрутку». — «Откуда такое мнение взялось?» — «Так Папанов ходит и всем говорит: «Виктор Мережко — выдающийся писатель. Настоящий простой русский мужик».
Как-то раз Папанов при встрече говорит: «Я не могу до тебя дозвониться». — «Неудивительно. У меня и телефона-то нету». (Я жил тогда в однокомнатной квартирке в Теплом Стане, и если мне нужно было кому-то позвонить, спускался во двор к автомату, с двумя копейками в руке.) «Так давай поставим», — говорит Папанов. И вот приходим мы на телефонный узел. В коридоре нам попадается ничем не примечательный человек в очках с очень толстыми линзами. Папанов безошибочно определяет: «Он — начальник». И бросается наперерез: «Что ж вы губите таланты! Вот великий русский писатель Виктор Мережко, живет в Теплом Стане, черт-те где. Я ему хочу позвонить, весь мир ему хочет позвонить, а дозвониться не можем — телефона у него нет». У начальника телефонного узла глаза на лоб полезли: еще бы, перед ним сам Папанов! И через два дня у меня в квартире уже стоял телефон.
Иногда Папанов говорил: «Витюха, идем угощать нужника». Нужник — нужный человек. Таких полагалось водить или в ресторан гостиницы «Москва», или в Дом журналиста. Платил за все Папанов. Я только-только неуверенной рукой начинал шарить в кармане, он останавливал: «Сиди, сиди, не дергайся». По домам разъезжались на метро. Бесплатно. Папанов доставал ветеранское удостоверение и говорил: «Ветеран войны! (У него выходило: «вятеран».) А это со мной». Он ведь был фронтовиком, инвалидом. По его собственному выражению, «немец полпятки срезал»...
Сейчас понимаю: мы с женой Тамарой и нашей дочкой Машенькой стали одними из немногих, кто вообще бывал в квартире Папанова у Никитских ворот — жили-то они довольно закрыто. Как сейчас помню Тимошку, любимого пса семьи. Ему Папанов кричал: «Тимоха! Тапки!» И Тимоха тащил тапочки. Нам нравилось у них бывать. Жена Папанова Надежда Юрьевна была очаровательна, только вот дочь Лена почему-то все время сидела в своей комнате. Иногда наша Маша заглядывала к ней, видела мрачное лицо и тут же уходила к взрослым, за стол. Где Папанов, например, учил меня: «Витюха, ты сразу водку не глотай, как алкаши. Ты по чуточку. Чувствуешь, как она катится у тебя по горлу? Потом сугревает, сугревает желудочек. А потом немножко и пожариком бьет». При этом он сам уже не пил — ему нельзя было... С тех пор как Папанов добыл для нас телефон, он часто звонил по утрам: «Тамара, где Витюха?» — «Спит». — «Давай буди. Нечего ему спать, надо писать великие сочинения». Тамара меня будила и звала к телефону. «Здорово, Витюха, как дела? Водку пьянствуешь?» — «Ну, бывает». — «Сценарии пишешь?» — «Пишу». — «И за бабами бегаешь?» — «Случается. А вы как, Анатолий?» — «Водку не пьянствую, сценарии писать не умею, баб нету. Разве ж это жизнь?»
Наташа Гундарева — женщина-счастье
С актерами у меня особые отношения. Мы часто становились друзьями. Так вышло и с Наташей Гундаревой, для которой дебютным фильмом стал «Здравствуй и прощай» по моему сценарию. Сделать с Наташей пробы нам посоветовала Людмила Зайцева, сыгравшая главную роль. Она сказала: «Если вы ищете, кто может сыграть Надежку, в Театре Маяковского есть редкая актриса, молодая, Гундарева. Правда, она полновата». И пришла Наташа. Поразительного обаяния. Улыбка, конопушки, рыжеватые волосы, хохот искренний, жизнелюбие. Нас с режиссером Виталием Мельниковым она взяла в оборот в три минуты. Женщина-счастье, женщина-темперамент, женщина-красота. Ее ничто не портило — ни широкие бедра, ни походка уточкой.