Говорухин показывал класс
С высоты прожитых лет понимаю: моя жизнь смотрится как что-то приключенческое. Родился я на хуторе Ольгинфельд, но довольно быстро мы переехали. Отец любил выпить, погулять, с работы его выгоняли часто. И мы переезжали с места на место. Жилье снимали. Была абсолютная нищета. Семья-то многодетная — кроме меня еще три брата и сестра-инвалид, а одна сестра умерла совсем маленькой. Я помню, весной взошел щавель под забором, а мама из Азова как раз привезла постного масла. И вот мы приготовили суп из дикого щавеля с маслом! Роскошно. Потому что если щавель и крапиву для зеленых щей достать легко, то масло было редкостью. Да что там масло — мы и хлеба-то подолгу не видели. Свой угол у нас появился, когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать. Мамина тетка, переехав в город, отдала нам свою хату на Украине. Хата стояла на песках, в самом худшем месте. Там картошка родилась величиной с мой ноготь. И все равно это был дом. Я там окончил сельскую украинскую школу.
В деревню приезжала «передвижка». Показывали фильмы «Александр Невский», «Большая жизнь», «Смелые люди», «Молодая гвардия». Я всегда околачивался в будке киномеханика. До сих пор хорошо помню специфический запах целлулоида: киномеханик склеивал сто раз показанные, истрепанные ленты. Я грезил кино и после школы решил поступить на актерский факультет в Киеве. Это оказалось нереальным — нужно было знание украинского языка. Пытался я поступить и в институт киноинженеров, но провалился из-за математики. А тут мамин брат дядя Вася из Львова написал: «Пусть Витька приезжает. Поступит — я ему банку варенья в месяц давать буду». Я поехал во Львов и выбрал институт с самым маленьким конкурсом — полиграфический. Учился я там четыре года, и все время думал о кино. Как-то стал свидетелем того, как снимали фильм «Овод». Съемки шли ночью возле кинотеатра. Собралась толпа зевак, и я стоял в ней, вытянув шею. Олег Стриженов, Николай Симонов, оператор, костюмеры, гримеры бегают, мажут лица. Магия!
Вскоре я заметил в себе склонность сочинять разные истории. Помню, оказавшись на практике в Ленинграде, я сидел на скамейке в Летнем саду, записывал какой-то сюжет в тетрадку и воображал: прохожие смотрят на меня и думают: «Вот сидит будущий талант...» Я понимал, что не хочу быть полиграфистом, хочу быть кинематографистом. Так что, отработав после института в пользу государства три года в Ростове по распределению, я поехал в Москву и поступил во ВГИК, на сценарный факультет. Мне было 27 лет. Во вгиковской общаге в Ростокино я оказался одним из самых старших. Жили мы там весело: пели цыганщину, выпивали. Из Городка Моссовета к нам приходили девицы... Одним из моих соседей по общаге был Говорухин. Он поражал своей физической силой: в узком коридоре упирался руками в стены, поднимал ноги и держал под прямым углом. Я тоже вроде был здоровый, но так не умел. Зато постоянно участвовал в драках. Как-то мне говорят: «Эдика Володарского бьют в гостинице «Турист». Я побежал, ворвался и раскидал там каких-то приезжих. Вот иллюстрация моей наглости и самоуверенности.
Выглядел я в те времена колоритно. Еще в Ростове обзавелся туфлями на манной каше, зелеными штанами-дудочками (такими узкими, что без мыла я их надеть не мог) и коком, который ставился при помощи бриолина. В Москве обнаружилось, что время стиляг уже несколько отошло. Теперь в моде были джинсы. И мне удалось их раздобыть — поношенные, зато с лейблом. Лейбл этот собственноручно пришил приятель по общежитию — на самом-то деле джинсы были самопальные. Но все равно — событие! А на втором курсе произошло еще два важных события: я женился на красавице Тамаре Захаровой и по моему сценарию сняли короткометражку. То есть я стремительно становился на ноги и как взрослый человек, и как кинематографист. Ну а в начале семидесятых по моим сценариям стали снимать уже настоящее большое кино. Одним из первых людей, которые меня высоко оценили, был Анатолий Папанов...
